всюду летает моль. И буро-алые пятна тут не причём. Даже женщин, усталых осунувшихся женщин с огромными жестяными тазами, в которых поласкаются грязное бельё и старые бинты, я не боялась и мутной бурой воды, стекающей вниз по земляной немощеной улице, тоже. Меня убивали чувства. Уныние, злость, безнадега. Эти печальные потерявшие смысл глаза, стоны… Не так сильно. Кто—то уже не хотел жить, кто-то просто хотел домой. Домой! Понимаете, домой… Туда, туда, где этого всего нет, где отрубленные ноги – просто сон, глупый-глупый дурной сон! Сон! Сон… Где твоих товарищей не резали, не поджигали, не… А ведь дома нет. Нет его, чёрт побери! Он сгорел, сгорел в адском пламени чужой алчности. Больше нет улиц. Нет театра. Нет синего козырька с красной губастой рыбёхой. И усадьба Плэм сгорела. Мы видели угли… Угли и огонь.
Мне стало вдруг так душно, и сладко—гнилостно тошно. А люди сновали между коек. Я даже стоять там не могла. Меня трясло, как сломанную берёзку в ливень. Голова плыла в мутно—склизком тумане.
– Как всегда. Ему уже лучше, – звонко и чуть устало ответила Астрис. И её голос вернул меня к жизни. Всё та же комната. Я стою здесь, перед зеркалом, а никак не там. В отличие от меня Астрис справлялась – моя подруга училась на медика. И ей, можно сказать, повезло больше других – ровные четыре года из десяти, остальным из нашего набора досталось только два с половиной курса специальности. Медики нужны всегда, а в военное время тем более. Это архитекторы никому даром не сдались. – Я прикупила на рынке немного сушеной вишни. И отрез зелёного льна, можно сшить по юбке, всё лучше этого тряпья! – Астрис презрительно потеребила подол моего платья. Она здесь, и я снова могу дышать. Юбки, вишня – слава богам, ты появилась. Может мне стоит тоже загреметь к вам в «лечебницу», будем видеться чаще? – Посмотри: как думаешь, на две хватит?
– Вполне, – отозвалась я, оценив толщину свёртка в отражении, – Мы и Чёрева в неё приоденем, – в памяти снова всплыло заплывшее лицо хозяина трактира. Толстый брюзгливый мужик в нашей зелёной юбке, нет! Астрис подвила смешок.
– А как твой день… – девушка не договорила и удивлённо уставилась на ножницы в моих руках. В жёлтом свете керосиновой лампы ржавчина на них отдавала чем—то кровавым. – Что ты…
– Меняю стиль, – я перебила её. Невежливо знаю, но отвечать нет сил. И если я не сделаю это сейчас, потом просто не решусь.
– Не смей отрезать косу!
«Не жалей меня», – пронеслось в голове, но в слух я сказала другое:
–Твойревил скоро придёт в себя. И я не собираюсь задерживаться здесь больше, чем нужно. Это ужасное место.Хватит вам, миледи Плэм, намывать полы! Ты ни в коем случае не прислуга!
– Ты тоже.
Если бы… Но я промолчала:
–Пора выбираться. А значит, нам нужны деньги. А того, что у нас имеется, вряд ли хватит. На еду, проводника и проезд до Верных да, но после мы останемся ни с чем. А волосы сойдут на парики.
–Это
