мало представляет, что именно мне нужно.
– Находиться рядом. Ты должен быть в шаговой доступности от меня. Это самое сложное требование, но самое важное. Не выполнишь его – я тебя уволю. Договорились?
– Хорошо, как скажете, сэр, – он со всей серьезностью смотрит в мои глаза, в них очень много вопросов, я вижу, как много он хочет спросить, но боится показаться через чур любопытным.
– Мне нужен некоторый уход, поэтому ты должен всегда быть со мной рядом.
– Это из-за Вашей руки, сэр? – все-таки он не сдерживается. Он с каким-то сожалением смотрит на мой бионический протез правой руки и вновь нервно трет свои пальцы.
– Нет, она тут не причем. Я хочу тебе кое-что дать.
Я достаю маленький серебряный футляр и протягиваю ему. Внутри шприц с металлическим поршнем и два стеклянных пузырька на бархатной синей велюровой подкладке. В одном – лауданум. В другом – морфин.
– Потеряешь его – я тебя уволю. Оставишь его где-то – я тебя уволю. Это второе, важное требование.
– Что мне с этим делать? – он крутит его в руках и смотрит на меня.
– Ничего сверхсложного, набрать шприц, уколоть. Используешь, когда я скажу.
Спустя пару недель он освоился и вписался в нашу семью так, будто жил в ней всегда. Он выучил мой распорядок дня и не отставал от меня ни на шаг, куда бы я не шел. Вставал он рано, первое время он пытался даже что-то готовить, но мои повара справляются с этим гораздо лучше. Еда была очень важным дополнением к моей жизни, и ел я только всё самое дорогое и высококачественное. Трапеза была для меня скорее актом эстетического удовольствия, чем банального насыщения.
Когда я только просыпался, первым делом я видел его лицо и последним я видел его же, когда ложился спать. Спал он в моей спальне, но не в моей постели, мне не хотелось его пугать и требовать больше, чем мне от него нужно было. Я привык видеть его лицо. Потом он пытался выставлять из себя хорошего собеседника, получалось это у него так себе, но оно мне было и не надо. Он из кожи вон лез, стараясь быть полезным, и зачастую не понимал, почему все его обязанности сводятся к тому, чтоб просто таскаться за мной по пятам.
– Ты не нравишься моему отцу.
– Что? – он спрашивает это так испуганно, будто для него важно мнение моего папаши, – но почему?
– Он считает, что ты слишком молод, наивен и неопытен. Говорит, что я тебя завел развлечения ради. Невероятно. Просто невероятно, каким образом он пытается скрыть свое безразличие ко мне, – я чиркаю зажигалкой и прикуриваю сигарету с тонким ароматом черного шоколада, – у нас с ним довольно странные отношения, если их вообще можно таковыми назвать. В любом случае, не обращай внимания.
Я медленно выдыхаю кольца шоколадного дыма, они рассеиваются и ложатся, словно легкий синий туман на моей террасе. Я смотрю на него, а он вновь отводит свой нежный взгляд мягких зеленых глаз. Почему-то он боялся прямого контакта со мной даже спустя две недели неотрывного
