бытие в формы памяток о несуществующем прошлом,
Алчная ограниченность противоречий, неисчерпаемое желание большего, что замкнуто в ментальном тупике, это можно назвать безумием в здравом состоянии тела,
Не сложно протянуть руку вечности, тяжело не раствориться в ней или не замкнуться в циркулирующем повторении по месту случая, словно беспечность доверяется гибели, что приносит необратимые увечья и искажения здравых форм жизни,
Но не видит ни образа гибели, ни её следа, и бредёт по собственной полосе чёрно-белой, где ещё не изобрели разноцветность,
Трансляции не те, слишком развеяны по небыли и распростёрты пред неуместными критериями,
Да подсказать некому, никто не просеивает приоритеты, чтоб изваять прекрасную формацию всеобщей перспективы,
Вы чувствуете и должно быть ведаете, чего не хватает в мире этом,
Как по мне, так не хватает разумности, все возможности заперты на замок превозвышенности под ключик тупости,
Как сказать, можно не говорить ничего, всё ясно и так, лишь непостижимые дали необъятных простор напомнили, есть ещё что-то большее, непременно есть где-то что-то ещё, стоит лишь выйти из мыслеобраза тупикового, чтоб вселенскую сущность обогнуть живым поясом,
Пустить и ветви и корни, дабы ею в себе утонуть.
– На скороспешную руку сдирается лад, в промедлительный тупик упирается нечто необъятное, гибельной очерёдностью представ, а раз упёрлось, то от смуты и ханжества смутьянов. Где середина? Середина пустота, её нет, ибо усреднение вершин нисходит к лишениям. Должны усредняться лишь показатели, но не достижения.
Дьяволица не представая образом продолжает томно причитать: «Нагадали атомы, нагадали,
Из лежачей пустоши снизойдя изысканиями,
Накатами, накатами швыряются в будущее,
Предсказание читаю здесь, по ним, в текстуре амплитуд и жестов жизни, что воплоти скребёт изнанку замкнувшегося периода,
Кто-то помог ему замкнуться, чтоб навскидку сложности упразднить, вымирание ради уюта,
И вьётся вокруг ступора того нитка тропой извилистой, что стопы мнёт, а порой и лица,
Поползновения зыбкие рук за добычей уводят на долго в другую плоскость событий, что даётся не за предначертанность иллюзий,
Вон крадётся день и ночь его преследует не спрашивая никого ни о чём,
Можно уткнувшись упором смотреть, как закат сменяется рассветом, как меняют форму силуэты, стирая плоть от привычки до привычки,
Но вон откололся стержень и нету больше оси центробежной, лишь расторопное мельтешение гнущихся тел,
Никто ничто не предскажет, некак и незачем, все детали во власти творения, оно протекает с выбрасывающимися волнами на иссыхающий берег,
Иначе не было бы задержек дыхания, прогинаний и затиший, нет без того манёвров никаких, ни всплесков, ни перерывов между ними в ожидании,
Отсюда решительность знания и желание постичь
