дисциплины входили в неё органически, сами собой. История литературы для неё – дремучий лес, но она старалась выйти из его чащи, записывая и переписывая целые статьи в конспект. Иван Степанович Проценко, её педагог по вокалу, подошёл ко мне после педсовета и попросил: «Помогите Лабудевой. Ей нельзя без стипендии, деревенская нищета. Какое там может быть развитие? Алексей Петрович Лукомский услышал её в Добруше на районном смотре школьной художественной самодеятельности. В перерыве отыскал её и сказал: „Приезжай в начале лета в Гомельское музыкальное училище, мы тебя примем. Она, слава Богу, приехала. Мы помогли ей сдать экзамены, зачислили, а она подходит к Лукомскому и спрашивает: „Дядь, а дядь, а ким я буду?“ Он только и мог ответить: „Ну, Лабудева…“ Можете понять её общеобразовательный уровень? Но очень талантливая и перспективная“.
Иван Степанович не мог не радоваться своей ученице. Техника её пения совершенствовалась. Он демонстрировал её, как некое диво. На выпускных экзаменах зал замер, поглощая трели и рулады необычайной красоты. На лицах слушателей отражалось только одно: восторг и блаженство.
Вся Государственная комиссия единодушно поставила ей – 5. Председатель комиссии и зав. кафедрой по вокалу Минской консерватории сказала ей: «Приезжай в Минск, мы примем тебя в консерваторию без экзаменов».
Незадолго перед Государственными экзаменами, по дороге к родителям она в пригородном поезде познакомилась с солдатом – дембелем. Он заканчивал службу в Белоруссии. Она влюбилась в него. После Государственного экзамена по вокалу он сделал ей предложение, и она вместо консерватории поехала с ним в Казахстан. Вернулась в Гомель через два года с мужем и ребёнком. В поисках работы она обратилась в училище, с просьбой дать ей иллюстраторские часы. Но ни её бывший педагог, Иван Степанович Проценко, ни дирижёр Алексей Петрович Лукомский не помогли ей. Она разочаровала, подвела их. За два года она, конечно же, потеряла мастерство, которому учил её педагог. Мне было жаль её, и я спросила у Лукомского: «Почему Вы не хотите ей помочь?» А он мне ответил: «Что я могу сделать, если ей надо называться не Лабудевой, а Лабуховой».
Кто-то из учащихся говорил мне, что они с мужем поселились в пригородной деревне. Муж работал в Гомеле рабочим, а она почтальоном. Но через некоторое время ей предоставили работу директора сельского клуба. Работала она с народным хором и очень быстро потеряла технику классического пения.
Прошло много лет. Однажды в юбилейный праздник Дома детского творчества я с удовольствием слушала вокальный женский ансамбль. Пели на высоком профессиональном уровне педагоги музпедучилища. Один голос колоратурное сопрано, выделялся редкой красотой, а исполнительница смотрела на меня. После концерта подошла и спросила: «Вы меня помните?»
– Лабудева?
– Да, только я давно уже Костенко, на пенсию оформляюсь.
– Ну, как Вы живёте? Где работаете?
– Пока ещё работаю директором сельского дома культуры. Дети выросли, трое их у меня, внуки уже есть.
