таланта, а я и не спрашиваю.
Прошлым летом баптисты ставили в местном доме культуры нечто вроде мюзикла, после чего«миссия» (так называли американского проповедника, его семью и помощников из нашего района) должна была благополучно отъехать в другой поселок на белом микроавтобусе с крыльями (рисовал их художник Вася издома культуры).
Нам с Ксю в баптистском мюзикле должны были дать роли ангелов, поющих песню своими еще детскими голосами. На безрыбицу отцветающего лета, когда сверстники отдыхают у бабушек на большой земле* или учатся целоваться и танцевать макарену в подмосковных лагерях, мюзикл с нашим участием выглядел респектабельным занятием. Пастор доверял выбор ролей активным тёткам из дома культуры, а те разнообразили свою жизнь появлением творческих забот и необычайным приливом веры. Нас заприметили среди слушателей Евангелия (любопытных старушек, девиц, примеряющих на себя святость, и одиноких выпивох), и сразувписали наши имена в сценарий мюзикла о блудном сыне. Мы с Ксюшейи спустя год хорошо подходим на эти роли: мы одинакового роста, цвет наших волос обобщенно русый, фигуры у обеих никак не заявляют о принадлежности к полу, и, в общем, не хватает только нимбов над головами.
Когда все вернутся из отпусков и соберутся в аккуратный кружок похвастаться обновками и впечатлениями, можно будет вскользь проронить: «А мы тут спели в мюзикле. С американцем». И всякие их Конаково, и Северный Артек, пенал с мелодиями, и джинсы Джордаш вмиг перестанутдавить на нас, вынуждать нас к«успеху». Сам американец, безусловно, присутствовал –он говорил по-русски за кадром, так что дело можно было считать сделанным.
Но неожиданно обе роли почему-то дали представительной Маше, которая однажды на репетиции взяла микрофон и больше не отпускала, похрипывая в него о небесной благодати, делая брови домиком и «всех понимая». Сразу выяснилось, что ангелы не так-то и нужны на сцене, а вот Маша очень нужна.
За рослой Машей бегает одна или две мелких подружки, имен которых мы не знаем. Маша и их «понимает», а они выслушивают ее загадочные откровения. Такой манеры разговаривать, как у Маши, я не встречала ни у кого в поселке – вместо слова «тепло» она говорит«ТСепло», вместо «здравствуйте»–«здравствуйТСе», в Маше просвечивает какая-то подкожная грубоватость рано созревшей девушки и уверенность в том, что она знает что-то такое, чего мы с Ксю пока не знаем.
Сначала Маша подошла ко мне, перехватывая в десяти шагах от заветного кабинета ОБЖ, впервые за три месяца поздоровалась и протянула:
– Ты в этой юбке как попадзья (она имеет ввиду как попадья).
Маша стоит напротив меня, загораживая притягательный силуэт моего принца, а драгоценные секунды капают. Кап-кап-кап. Мне сейчас хочется, чтобы Маша была картинкой из складной картонной книжки. Такие складываются, когда перелистываешь страницу. И вот хочется перелистнуть Машу одним махом, а потом пойти к тому, видеть кого мне необходимо как дышать.
– Ну как тзила твои? (дела мои).
