реагирует на химическую атаку. Пловец и блондин Сява Мельниковразгуливает в противогазе, воинственно размахивая хоботом. Девчонки сливаются в стайку в ужасе восхищения.
Я смотрю на них сквозь живущего во мне Женю. Он совсем другая субстанция, не то, что все они, потешные и земные.
– Нисколько, – отвечаю я Ксюше, –Я, кажется, буду ждать до старости.
C возвращением учителя в классе восстанавливается тишина, и только Деня, изобразив на лице озабоченность, спрашивает: «Ринат Фарисович, а кто это у вас на доске нарисован?». Фарисович смотрит на барана, чьи кудри разительно напоминают учителю собственную припорошенную сединой шевелюру, и отвечает: «Рябов, это самое, ты сейчас у меня получишь, это самое, сотри сейчас же, это самое».
Ксюша подперла голову, так что распущенные волосы рассыпаются вдоль руки, и с показным вниманием уставилась на Фарисовича, дав понять, что ей не интересны мои вечно одинаковые ответы.
ГЛАВА 3. ЗАПРЕТНОЕ МЕСТО
А поселок не шелохнется, когда ты в час перед приходом родителей собираешься на улицу. Кажется, что можно выйти в теплом халате и в тапочках с кружкой чая, как в соседнюю комнату. Но я стою в колючих шерстяных гамашах, «дутых» красных сапогах и с заправленными в шапку длинными волосами. Только волосы способны придать лицу какую-то прелесть. А шапка – наоборот. Детская шапка делает человека смешным.
Незадолго до того, как взрослые хлынут из автобуса и втиснутся в набитые товаром магазинчики, кажется, что поселок принадлежит мне одной. И безупречно чистый асфальт, и редкие пешеходы, которые ходят по нему – все принадлежат мне.
Я обхожу закоулки вокруг школы – тронутый снегом класс под открытым небом: каркасы парт, ржавая доска, имитированные орудия древнего человека на мощных щитах, даже звонок. Две навечно закрытые школьные оранжереи, где когда-то отзанимались последние юннаты, и был в спешке роздан по рукам живой уголок с огромным аквариумом. Свет от окон школы играет в окнах пустующих оранжерей. Нужно выбрать скорость шага, при которой никто не сможет заподозрить романтические шатания, и обойти поселок снизу, огибая тот особый двор.
Нарочно, сама не зная кому, я показываю, что я именно здесь, и меня не может быть в «том дворе», в запретном дворе. Кто угодно пусть стремится в «тот двор», но пускай это буду не я.
Монументальная лестница крохотного поселка, простирающаяся под ногами, это задел на будущий город. Непропорционально большая, она делит поселок напополам. В провале неба над лестницей спят Спящий Рыцарь и Бесстыдница, на которых даже летом не тает снег. Рыцарь напоминает широкоплечего мужчину, прилегшего отдохнуть, Бесстыдница – женщину с раздвинутыми ногами, в забытьи привалившуюся к Рыцарю, пока тот спит. Но увидеть этот специальный ракурс может только тот человек, кому доверительно его показали. Поэтому имя сопки несколько десятков лет кочует исключительно из уст в уста, а в школьных сочинениях о Бесстыднице не пишут.Мы глазеем на Рыцаря из окон, когда
