всё, вплоть до того, как уснул. Второй – была абстрактная загадочность сюжета.
Начало ужаснуло Фахми. Как испугало когда-то Зивара, видевшего сотню лет назад мириады переплетавшихся нитей вероятности – человеческих судеб. И на этом, уходящем в тёмную даль цветастом полотнище зияли обугленные дыры, рванные ожоги, пресекавшие миллионы человеческих жизней. Но общий поток поредевших нитей, рассекаясь на разнокалиберные реки и ручьи, стремился вдаль, а значит жизнь продолжалась.
Перед Фахми развернулся иной коллаж. Мириады тончайших, как паутина, нитей, ярко-лунного цвета, – нитей, истекающих ниоткуда, свивались в неслыханных размеров жгут, завершавшийся черно-пепельным торцом с оранжево-алыми разводами тлеющего огня. Это напоминало гигантскую затухающую папиросу. Из нижней части папиросы выходили редкие черные нити и устремляясь вдаль, исчезали во тьме. Над значением чёрных нитей Фахми не гадал, так как остальное озарилось в его мозгу предельно ясно и уложилось в одну ёмкую фразу: «Род людской погибнет.» Малограмотный крестьянин-феллах однозначно понял увиденное, словно мозг его обладал неким ключом.
Жгут олицетворял глобализацию, о которой Фахми знал из выпусков новостей. А обугленный его край означал войну на уничтожение, скорее всего ядерную.
Затем страшные мысли отпустили его, он расслабленно парил в облаках и тело его было легче пушинки. Земля была за спиной, а перед глазами простиралось ночное небо и необычно яркие звёзды. Фахми видел их. И слышал. Он понимал смысл знаков, что выстраивали звёзды на угольно-чёрном небосклоне.
Вот об этом он и рассказал Мирфат, чтобы уберечь её от переживаний и страхов.
– Ты слышал голос звёзд? – тихо спросила она, и глаза её забегали, выдавая напряжённый ход мысли. – Но Солнце – тоже звезда, – выдала Мирфат услышанное когда-то. Эта фраза заключала все её познания в астрономии, да и в науках вообще. Но она точно знала, что Солнце – звезда, а предки рода Тайюм поклонялись Солнцу. Поэтому было резонно, что Фахми мог слышать его голос. Как слышал его когда-то Великий Фараон. А это она почерпнула из родовых легенд.
– А Солнце? Его голос ты слышал?
Фахми отрицательно покрутил головой. Но тут его пронзило воспоминание.
– Я видел, как звёзды сложились в небесный серп. И его остриё уже легло на земную ось.
Он очертил глазами бессмысленную фигуру, удивлённо размышляя над сказанным.
– Это …как? – Мирфат грузно опустилась на табурет.
Фахми развёл ладони и пожал плечами.
5. Миоглобинурия.
Степанченко перескакивал по мраморным ступеням Управления. В последний день лейтенантской жизни он решил не ждать очереди в лифт. Он точно знал, что перед обедом зачитают приказ, он торжественно оденет форму с погонами старшего лейтенанта, и тут же снимет её после короткого фуршета. Служба предполагала гражданскую одежду. Приветствовалась самая неброская, растворяющая в толпе.
За изгибом площадки, в обычно пустой курилке
