когда автору было 16 лет, заставило меня задуматься. Тогда он писал под псевдонимом Сосело.
Как тень, он и в снежные бури
бродил от дверей до дверей
с дубовым рассохлым пандури,
с несложной песней своей.
А в песне его родилась,
Как утренний солнечный луч,
Божественная правдивость,
И голос певца был могуч.
Он биться заставил все разом
Каменные сердца,
И прояснил всем разум,
И биться учил до конца.
Но, словно за песни награду,
Которые их спасли,
Улыбку тая, они яду
Отверженному преподнесли.
Сказали, его унижая:
«Будь проклят! Так пей до дна!
И песня твоя – чужая,
И правда твоя не нужна!»
Многие стихи того времени, которые наверняка читал и юный Джугашвили в семинарии, были полны модного тогда ницшеанского мессианства, обреченного на месть черни, которая, по концепции Пастернака, от поклонения всегда переходит к поношению:
Но темными силами храма
Он отдан подонкам на суд,
И с пылкостью тою же самой,
Как славили прежде, клянут[12].
В стихотворении Сосело чувствуется отождествление автора с героем. Гордость, порожденная униженностью с детства, становится презрением к неблагодарной черни, которая не хочет его выслушать. Чернь это чувствует и тоже не прощает собственной униженности презрением к ней. Ее благодарность – яд. Сталин и Гитлер – схватка комплексов неполноценности несостоявшегося поэта с несостоявшимся художником? А смерть Сталина – это месть тех, кто вынужден был поклоняться от страха перед ним, возвысившимся над ними? Какая самопредсказательность в этом стихотворении! Не думаю, что Сталин стал пророком будущего России, но думаю, что смерть свою он себе сам напророчил. Даже яд, возможно, существовал – ведь все лекарства при болезни Сталина контролировал Берия, обладавший правом входить к нему, когда тот был болен, и первым радостно, но со все-таки перехватывающим горло страхом закричавший: «Тиран умер!»
9. Последний шанс прощения
Перед Второй мировой войной, несмотря на параноидальный разгром Сталиным начальствующего состава Красной Армии после подброшенной через Бенеша фальшивки ведомства адмирала Канариса об антисталинском заговоре среди высшего командного состава, у Сталина в течение нескольких первых дней войны все еще сохранялась вера в то, что Гитлер не мог обмануть его, хотя только за первый день войны немцы уничтожили 1200 самолетов (большую часть существующих на земле). Когда Жуков позвонил ему в четыре утра, ему пришлось несколько раз повторить, что это война, а между тем стратегические грузы по инерции продолжали идти из Москвы через Брест на Берлин, а в Брестской крепости уже погибали смертью храбрых наши первые солдаты, не понимая, почему их убивают
Cтихи из романа «Доктор Живаго».
