зря ты, Сонька, ходишь,замышляя воровство,
зря украсть у пляски хочешь,
Сонька, Петьку своего.
Ну-ка, Сонька, не фасонь-ка,
не боись, иди сюда!
На твоих ресницах, Сонька,
буржуазная вода.
Петька твой ногами пашет,
пляшет носом и вихром,
он рукою тебе машет —
позабудь про этот хром!
И, веселая, живая,
так чертовски молода,
светит, Соньку зазывая,
с разбуденовки звезда.
Еще малость плачет Сонька,
но звездою тянет он,
и уже мыском тихонько
Сонька трогает бетон.
Соньку чуть вперед шатнуло.
Сонькин дух, как видно, слаб.
Сапоги едва шагнули,
и бетон их сразу – цап!
Сонька руку выгибает,
а в глазах – круги, круги…
Пляшет Сонька… Погибают,
погибают сапоги!
И летит, чистейше брызнув,
с щек горящих – не беда! —
на бетон социализма
буржуазная вода.
То не клюквой хрустят
мишки-лакомки
не бобры свистят,
встав на лапочки,
не сычи кричат, будто при смерти, —
возле Братской ГЭС
бродят призраки.
Что угрюм, воевода острожный?
Али мало ты высек людей?
Али мало с твоею-то рожей
перепортил тунгусок,
злодей?!
Здесь, на ГЭС, увидав инородца,
ты не можешь все это постичь.
Твое хапало
к плетке рвется,
да истлела она,
старый хрыч!
Эй, купцы,
вы чего разошлись?
Что стучите костями от злости?
Ну зачем вы жирели всю жизнь?
Все равно
в результате – кости…
Господин жандарм,
господин жандарм,
как вам хочется
кузькину мать
показать вольнодумцам
и прочим жидам,
да трудненько теперь показать!
Протопоп Аввакум, ты устал от желез.
Холодна власяница туманов.
Ты о чем размышляешь у Братской ГЭС
среди тихих,
как дети,
шаманов?
Эй, старатель с киркой одержимой,
с деревянным замшелым лотком,
мы нашли самородную жилу
или просто долбим на пустом?
О, петербургские предтечи,
в перстах подъемля те же свечи,
ответьте правнукам своим —
из вашей искры возгорелось
такое пламя, как хотелось
его увидеть вам самим?
«Динь-бом… Динь-бом…» —
слышен
