вагоне надпись.Сочинили хор-оркестр
москвичи с москвичками.
Едет Братская ГЭС
с рыжими косичками!
«Я на Сретенке жила —
расстаемся с нею.
Газировку я пила —
Ангара вкуснее.
В рюкзаке моем побились
мамины бараночки…
Мама новая, тайга,
принимай в братчаночки!»
(И не знаешь ты, девчонка,
что в жестокий первый год
твоя модная юбчонка
на портянки вся пойдет;
что в палатке-невеличке,
как рванет за сорок пять,
станут рыжие косички
к раскладушке примерзать.
Будут ноженьки в болячках.
Будет в дверь скрестись медведь,
и о маминых баранках
тайно будешь ты реветь.
Сосны синие окрест
с алыми верхами…
Едет Братская ГЭС
с шалыми вихрами!
Пой,
Алешка Марчук,
на глаза татаристый.
В разговоре ты молчун,
ну а в песне —
яростный.
Но встанет ГЭС,
и свет ударит,
и песня странствовать пойдет:
«Марчук играет на гитаре,
а море Братское поет…»
И в дальнем городе Нью-Йорке,
где и студенты, и печать,
ты будешь кратко и неловко
о Братской ГЭС им отвечать.
Среди вопросов —
и окольных,
и злых,
пронзающих насквозь,
вдруг спросит кто-то,
словно школьник:
«С чего все это началось?»
И вспомнив это все недаром,
ты улыбнешься —
так светло! —
и, взяв у битника гитару,
ответишь весело:
«С нее!»)
Эй, медведи, прячьтесь в лес,
будто бы воробушки!
Едет Братская ГЭС
с гитарой на веревочке!
Поколение мое
выдирало,
стаскивало
в ржавый мусор и хламье
проволоку сталинскую.
Выдрав из меня враньё,
видно, перешло в меня,
поколение мое
первоэшелонное.
И костерные дымы,
и мороз,
и солнце
кто так чувствует, как мы, —
первоэшелонны?
И ты знай,
страна моя,
если тяжело мне,
все равно я счастлив:
я —
в первом эшелоне!..
«Куда идешь ты, бабушка?»
«Як лагерю, сынки…»
«А что несешь ты, бабушка?»
«Жарки несу, жарки…»
В руках, неосторожные,
топорщатся, дразня,
жарки – цветы таежные,
как язычки огня.
И смотрит отгороженно,
печален
