только —опозданья.
А случится,
что упал, —
крест мне сделайте из шпал:
лишь бы пахло над могилой поездами.
Наша пена
Ю. Пархоменко
Наш моторист о мотор исцарапан.
Пляшет на шее в оленьем чехле
с отполированной ручкой из капа
нож вместо крестика,
навеселе.
Эй, моторист,
а не давит ли шею
в бисерных брызгах
шнурок от ножа
утром,
когда Селенга хорошеет,
розовой пеной под нами дрожа?
Поздно ты вздумал расшабривать втулку.
Лось мельканул,
да мотор подзаглох,
и моторист,
отшвырнув свою «тулку»,
мат унежняет:
«Японский ты бог…»
Что есть вкусней,
чем исчезнувший лось,
если убить его не удалось!
Лось в Селенгу спустился степенно.
На воду он для забавы подул,
а на рогах его – наша пена
дальше, чем выстрел из вскинутых дул.
А моторист —
он зарылся в моторе.
Цедит с угрюмою хрипотой:
«Ну и мотор —
хренота с мототою
или точней —
мотота с хренотой».
Шпонки летят.
Мы гребем опупенно.
И удаляется,
еле видна,
нас обогнавшая наша пена
из-под сломавшегося винта.
Вот как мы глупо себя обогнали,
вот до чего мы себя довели,
если не кем-то рожденная —
нами
пена вдали,
ну а мы – на мели.
Рано считали мы все,
что матеры
и что уже покорилась река.
Пены наделали наши моторы —
даже хватило на облака!
Но Селенга
как истории сцена.
Часто бывает,
что слава у нас —
нас обогнавшая наша пена,
ну а прославленный —
прочно завяз.
Сколько я пены пустил по Вселенной.
Где эта пена —
как не была!
Как обогнать свою прежнюю пену,
ту,
что предательски обогнала?
Пена —
сомнительное утешенье,
если распорота лодка,
кренясь.
Страшно и то,
что внизу
по
