его перестала носить моя мама.Что было на этом значке?
Я, кажется, помню:
решетка тюремная,
руки, вцепившиеся в нее.
Руки,
ломающие решетку?
Или решетка,
ломающая руки?
МОПР…
У этого слова запах той старой кожанки.
Моей маме —
Зинаиде Ермолаевне Евтушенко —
семьдесят два года.
Мама вышла на пенсию,
но продолжает работать
и только поэтому не умирает.
Мама продает газеты
в киоске у Рижского вокзала,
и ее окружает
собственный маленький мир,
где мясник
интересуется еженедельником «Футбол – хоккей»,
зеленщик —
журналом «Америка»,
а продавщица молочного магазина —
журналом «Здоровье».
Эти благодарные читатели
оставляют для мамы в своих магазинах
то мороженую курицу —
соотечественницу Мопассана,
то пару кило апельсинов —
соотечественников Лопе де Веги,
то уважительно завернутый
целый килограмм сыра —
соотечественника Майи Лассила,
кстати говоря, прекрасно переведенного
Михаилом Зощенко.
Поэтому моя мама,
как знатная леди социализма,
говорит
«мой мясник»,
«мой зеленщик»,
«моя молочница»
и с гордостью чувствует,
что от нее зависят
люди, от которых зависит она.
Мама также продает значки
с Гагариным,
с олимпийским мишкой.
Мамина внучка,
дочка моей сестры,
пятнадцатилетняя Маша,
с мозолями на подушечках пальцев
от фортепианных гамм,
на майке,
уже приподнимающейся
в двух отведенных природой для приподниманья местах,
носит значок
«Иисус Христос – суперстар»,
но
