бассейном,от испарений которого, говорят,
в музее соседнем
портятся краски импрессионистов.
Христа я впервые увидел не в церкви – в избе.
Это было в Сибири
году в сорок первом,
когда старуха молилась за сына,
пропавшего без вести где-то на фронте,
и била поклоны перед иконой,
похожей на бородатого партизана
из фронтового киносборника,
сделанного в Ташкенте
под мирное журчание арыков.
Старуха кланялась Богу,
как бьют поклоны пшенице,
когда ее подсекают серпом,
от росы запотевшим.
Старуха кланялась Богу,
как бьют поклоны природе,
когда в траве собирают
грузди или бруснику.
Старуха молилась Богу,
едва шевеля губами,
и Бог молился старухе,
не разжимая губ.
…Конокрадство сегодня
вытеснилось иконокрадством.
Тогда была просто Россия
и не было иконокрадов,
во имя «спасенья искусства»
крадуших у этих старух
возможность молиться Богу,
а заодно крадущих
у Бога
святую возможность
молиться таким старухам.
С тех пор я видел много Христов:
церковных,
музейных,
экранных
и мюзик-холльных,
а однажды Христом чуть не сделался сам,
когда меня пригласил Пазолини
на главную роль
в его ленте «Евангелие от Матфея»,
объясняя в письме на одно высокое имя,
что фильм будет выдержан
в духе марксизма,
но даже это не помогло.
И слава Богу…
Сказать по правде,
мне всегда казалось, что место Христа
в избе.
Но недавно
в итальянском городке Перуджа,
в совсем непохожей на избу
муниципальной
