все-таки нас жизнь соединила,и крылья наши
вдруг срослись бескрыло.
И эта окрыленная бескрылость —
России преступление и милость.
Нет эмиграции
из нашей русской нации.
Нигде нам не прижиться,
не уняться.
И в сапогах ковбойских мы босые.
Где мы —
там территория России.
Прибавьте к территориям российским
страницы,
запрещаемые сыском.
Прибавьте к ним нью-йоркский зал церковный,
Шемякина холсты,
холсты Целкова,
и мы поймем России необъятность
и разделенности всех русских неоплатность.
Растерянность в шемякинском Петре
передо всем, что на Руси наделал.
Он —
будто бы в невидимой петле,
готовой вздернуть бронзовое тело.
Он спятил, всю Россию волоча.
Он гениален был, но грязно, жестко.
В нем злобная надутость палача
и детское величье переростка.
Нет лет
Светлане Харрис,
крестной маме
моего сына Мити
«Нет
лет…» —
вот что кузнечики стрекочут нам в ответ
на наши страхи постаренья
и пьют росу до исступленья,
вися на стеблях на весу
с алмазинками на носу,
и каждый —
крохотный зелененький поэт.
«Нет
лет…» —
вот что звенит,
как будто пригоршня монет,
в кармане космоса дырявом горсть планет,
вот что гремят, не унывая,
все недобитые трамваи,
вот что ребячий прутик пишет на песке,
вот что, как синяя пружиночка,
чуть-чуть настукивает жилочка
у засыпающей любимой на виске.
Нет
лет.
Мы все,
впадая сдуру в стадность,
себе придумываем старость,
но что за жизнь, когда она – самозапрет?
Копни любого старика
и в нем найдешь озорника,
а женщины немолодые —
все это девочки седые.
Их седина чиста, как яблоневый цвет.
Нет
лет.
Есть только чудные и страшные мгновенья.
Не надо нас делить на поколенья.
Всепоколенийность —
вот гениев секрет.
Уронен Пушкиным дуэльный пистолет,
а дым из дула смерть не выдула
и Пушкина не выдала,
не разрешив ни умереть,
ни постареть.
Нет
лет.
А как нам быть,
негениальным,
но
