снега в кастрюлю и принялись ощипывать куропатку. Кастрюля шипела на огне, через какое-то время мать добавляла чистые льдинки.
– Ах, какой у нас будет супчик, – приговаривала.
Нинку она вытащила из коляски, и девчушка, укутанная поверх пальтишка старой шалью, не отходила от матери ни на шаг. Она вцепилась в полу пальто и таскалась за матерью от костра к коляске и от коляски к костру. В коляске, на самом дне, под клеёнкой, в мешочках мать спрятала крупу, муку и немного макарон, это было всё из запасов бабы Груши, которая едой ни с кем не делилась.
А когда кто-нибудь говорил о войне, о голоде, она произносила:
– О, я знаю цю ораву. Цих шибенникив… Надо щоб йисты чего було. А йих вытурят – гэть, ох, як вытурят…
По солнцу можно было определить, что время за полдень, и мать торопилась: подбрасывая в костёр хворост, следила, чтобы не сгорели бурки, которые сушились над огнём. Вовку она тоже разула, также в галоши настлала сухих тряпок. Валерка смотрел, как от бурок идёт пар, и думал; а как двигаться по мокрому льду, чтобы не замочить ноги: «Если бы запрячь собак, ехать себе и ехать».
Поели они быстро. Металлические миски мать ставила на снег, суп остывал мигом. Суп получился вкусным, на свежем воздухе, приготовленный на костре – мечта.
Бурки почти высохли. А какое наслаждение братья получили: когда обулись, внутри просохшей обуви дремало мягкое тепло костерка.
Мать предупредила, чтобы они не уходили далеко вперёд, а ехали на санях по очереди. Сани по гладкому льду катились без усилий, толкали их палкой-рогатиной, а Вовка, сидевший на скарбе, где надо, подтормаживал, выравнивал сани.
После «привала» и сытного обеда ребятам хотелось катиться вниз по речушке на обгонки, свободно, не притормаживая, гнать и гнать. Но мать напоминала, чтобы они не замочили ноги, ехали тише.
Солнце увеличивалось, краснело, как будто набиралось тяжести и вроде от этой тяжести опускалось на высокий холм донецкого кряжа. И как-то незаметно начинал подступать ломкий весенний морозец. От того, что они не гнали, мать придерживала, да и усталость росла, тонкая плёнка воды не забрызгивала бурки, мелкие брызги оставались на галошах. Опыт помогал. Мать поглядывала на солнце. Одна она знала, сколько ещё топать, тащить коляску с дочерью.
Речка не особо петляла, она была зажата с обеих сторон возвышающимися кряжами. С северной стороны белым, с редкими проталинами, или продувами, а с южной – наоборот – редкими, белыми пятнами по бурому склону. Тихо и пустынно было в степи – ни единой живой души. А малыш посматривал на порхавших щеглов, нет-нет да и проверял карман – цела ли рогатка, на месте ли пуля: «Вот бы повстречалась какая ещё крупная птица».
В одном месте, после крутого поворота, путь преградила насыпная плотина. Пришлось перетаскивать коляску и санки через неожиданную преграду. Это оказалось нелегко, так как сил у беженцев осталось немного.
Малышу не терпелось спросить мать: далеко ли ещё до тёти Дуни. Но тётя
