И голладцы там булы!..
– Що ты мэни про то, хто там був, ты кажи про Украину. Кажуть, що столицу до Львова перенэсуть, бо в Кыеви руськи живуть, а во Львови всих жидив и маскалив вбылы.
– Вбылы, та чому переносыты, всё будэ нашэ. Треба бильше вбываты маскалив, жидив…
– А коммуняки?
– Вси жиды – коммуняки. Вси!
– А як маскали почнуть нас вбывать?
– О! А нас завищо?! Як воны будуть убываты? У нас – румныци, а то и гарматы, хиба нимцы дадуть? Во Львови про цэ казалы…
Из-за угла вылетел, рассыпая искры, окурок. Дети так затаились, что перестали дышать. От задержки дыхания подкатывал кашель.
– Пийшлы до бабы. Гонэ вона чи ни, но у ней завжды е, – сказал старший.
Они вскинули за спину винтовки и, похрустывая настом, пошли в другой конец деревни. Мать выждала, пока затихли шаги, и чуть слышно сказала:
– Тихонечко идите за мной…
Малышу не терпелось спросить у матери о патруле, которого она так опасается. Ясно, что это были хохлы. Баба Груша так разговаривала и её за глаза все называли – хохлушкой. Он как-то спросил её, почему она хохлушка?
– Это хто навчив тэбэ – хохлы, а я руська. Я русинка. Ото, як скажуть, – баба Груша – «хохлушка». Ты скажим йим, шо воны – хохлы, а Груша – русинка. Русины первые – русские. Вот так.
– Кажется, вот эта хата. Давайте-ка сюда, под эти деревья. Стойте тихо, я пойду узнаю. Сил моих нет. Мать оставила с ребятами коляску, прошла к дому, стукнула в одно окно, потом в другое. Хата стояла за деревьями палисадника, дети слышали, как она стучится. От окна прошла к двери, постучала и в дверь.
– Вовка, что все хохлы – патрули? – спросил Валерка.
– Это патрули – полицаи, – ответил брат. – Ванёк и Колька говорили, «что там, где оккупанты, есть предатели полицаи…»
– Кто там? – послышался приглушённый мужской голос.
– Стёша, это я – Катерина, – ответила мать.
Дверь распахнулась:
– Господи, откуда ты? Заходи!..
– Я не одна, со мной дети.
– Ну, давай сюда детей, где они?
Из двери вышел большой сутулый мужик и за матерью направился к ребятам. Он остановился рядом, высокий такой дядько:
– У тебя тут два экипажа… не растеряла ребят-то?
– Целы. С таким трудом из такого ада выбрались…
– Ну, слава богу. Как же ты отчаялась в ночь пойти? Могли пострелять. Заночевала бы где.
– Где ж заночуешь в степи?
– Как шла-то?
– По речке, утром вышли…
– Утром! – удивился Стёша, затаскивая в сенцы коляску, и помог втащить санки. – Я тогда, в то мирное время, добрался до вас за день, но я на лошади… Речка не шибко петляет – путь получается короче… ну да. Где же Алексей? Живой? – расспрашивал он, задвигая засов двери.
Разговор получался как приветствие. Вы-де не у чужих, и я, как глава семьи, принимаю вас.
Где
