отродье» – две сытых, куцехвостых лошади дёргали большими головами, звякая удилами, скалили зубы, стараясь послабить натянутую упряжь.
– Во какое у меня «корыто» просторное. И зачем ему пустому быть? Коляску мы вздрючим наверх, а сани прицепим сюда.
Он показал на торчавший сзади телеги крюк.
– У немцев все приспособлено…
Мать не успела ни возразить, ни согласиться, а возница спрыгнул не по-стариковски и уже резво накинул на крюк верёвку санок, взялся за коляску:
– О, да в ней ребятёнок… ну залезай-ка ты сама в телегу, а я тебе буду подавать. Это хорошо, что у тебя только трое, а как есть у некоторых беженцев по шестеро и боле, а вокруг война, разор. Она с ними, голодными. Ох ты, завяжи всех ихних гитлеров, муссолиней и антонесков – шнурком. Завяжи, удави, на сук не поднимая!..
Мать встала на колесо, забралась в телегу, Валерка с Вовкой влезли таким же макаром с другой стороны, втащили коляску.
– Располагайтесь кто где, лучше на соломе. Я вот знал, что будут попутчики и соломы подстелил, – очевидно вознице скучно было ехать одному, или он, действительно, добрый такой. – У немцев, или у этих германцев, за счёт нашего брата сейчас всего вдоволь. А повоюет он ещё год, два: разору прибавится, народ обеднеет вконец, тогда и ему кисло станет. Я сам спецконовал. Всю жизнь при лошади. Какой там всю, с мальства. Вот с таких лет, – он показал на малыша. – правда, я не так похож на коновала. Обычный коновал имеет чёрный али тёмный глаз. Вид звероватый, а у меня глаз светлый и вид, как у человека. А я, как тот немец, среди мордастых, здоровых, смотришь, – неказист находится, а мундир на ем такой же, с теми же множественными карманами, пуговицами, а то и потайными, другими причиндалами. У меня, я вам скажу, есть предостаточно своих потайных, значит, секретов… Но, вы, куцехвостые! Не ждите, чтобы я вас по жирным ляхам огрел!.. А битюги у немцев – хороши, это я вам авторитетно, с полной ответственностью, так же, как я спецконовал, заявляю, – он сдвинул на затылок свой продранный треух и уставился на мать синими глазами. – А скажите, молодая мамаша, вы из каких краёв беженствуете?
Мать усмехнулась, спокойно ответила:
– Беженствуем – издалёка…
– Я бы не сказал так. Судя по вещам и виду ваших деток. Кто издалёка – истрёпаны до побирушек, и в руках: узелок, а то ветерок. У вас полны саночки, ребёнок в колясочке. Не, мамашка; дедка-коновала на козе не объедешь. Не издалека вы, видать, а спугнула вас война откуда-нибудь из наших мест. Ну, да ладно. Я хоть и при комендатуре немецкой состою, бургомистра Яворивского обслуживаю, но я не с полицаями Мовчанами и бедолахам всегда помогаю.
Показались дома городка. Все целехонькие, даже из отдельных труб вился дым. Не то, что на Стандартом, – одни развалины. Кованые колёса телеги покатились мягче, без грохота. Булыжное шоссе после железнодорожного переезда было присыпано землёй или мелкой породой.
Проехали вдоль сквера. Возница надвинул на лоб драный треух, спросил:
– Еду во-он до
