не дружит с русским языком. А еще – что автор явно насмотрелся фильмов ужасов. Впрочем… могу похвалить сцены убийств. Это единственное, что в рассказе удалось. Здесь автор постарался на славу – как с описаниями, так и со всем остальным.
– А что не так с языком? – полушепотом спросил я.
– Уж больно много в тексте ошибок. Прям слишком много! Да и ошибки все какие-то глупые.
– А ошибки еще и умными бывают? – съязвил я.
Ее глаза сверкнули ледяной молнией, но, видимо сделав скидку на мой возраст, она предпочла сменить гнев на милость.
– Бывают. И со временем вы поймете, о чем я сейчас говорю.
Она вернула мне тетрадь.
– Передайте автору, что если он хочет стать настоящим писателем – если он действительно хочет им стать! – одного желания будет недостаточно. В этом деле требуется усиленная работа над собой. – И, подумав, добавила: – А еще пускай выберет менее кровожадный жанр. Насилия в мире и так хватает.
Улыбнувшись уголками губ, она совершенно неожиданно подмигнула мне, тем самым давая понять, что мое инкогнито раскрыто: никакой я не посредник. Притащив к ней свой рассказ под предлогом-де от скромняги-приятеля, я определенно сглупил.
– Обязательно все ему передам, – смутился я и стремглав кинулся прочь – подальше от моего первого критика.
***
1997 год:
– И давно ты рисуешь комиксы?
Леха деловито листал альбом, скользя взглядом от одной текстовой вставки к другой.
– Не-е, сравнительно недавно, – признался я. – Это вот история по мотивам «Зловещих мертвецов».
– Да вижу, вижу… У мужика циркулярка вместо руки – сложно не узнать. – Он пролистал альбом до конца. – Слушай, а у тебя недурно выходит. Прям настоящий художник!
Ощутив, что краснею, я отмахнулся:
– Брось, скажешь тоже, художник… У меня по рисованию за четверть постоянно тройбан стоит.
– Это не показатель.
Взяв один из своих комиксов, созданных в состоянии, очень близком к наркотическому экстазу, я принялся его перелистывать.
– Так что, правда думаешь, что у меня неплохо получается? Видишь ли, мне просто надоели все эти голливудские ужастики, вот я и попробовал создать что-то свое…
Перед глазами замелькали карандашные рисунки, в которых рекой текла кровь, отвратительные чудовища раздирали на куски визжащих от боли людей, а перепуганные военные отстреливались от полчищ разъяренных живых мертвецов. То, с какой анатомической точностью мне удавалось изображать черепа и кости, внутренние органы и мышечные волокна, стало натуральным откровением как для моих родителей, крайне смущенных подобным моим хобби, так и для меня самого. Мои ужасные персонажи всячески скалились и подмигивали, тем самым выражая свое почтение. Отныне я был их другом и покровителем – тем, кто позволил им явиться в наш мир из глубин моего не совсем нормального воображения.
