вынужден пассивно наблюдать за всем этим, содрогаясь при мысли о том, какую еще заразу способен принести человечеству…
Ведь их так много, этих безумных идей, а значит, нужно продолжать писать, и писать, и писать… – иначе они поглотят меня! И даже если бы я вознамерился отказаться от своего творчества, то у меня ничего бы не вышло. Я уже не способен на это!
Бездна слишком долго вглядывалась в меня, теперь она заговорила:
– Ты нуждался во мне, и вот я пришла.
***
Два дня назад:
– Может, сходим куда-нибудь? Я устала сидеть дома.
Облокотившись о дверной косяк, она замерла на пороге комнаты, поглядывая на меня с глухим раздражением и изредка морщась от звука клавиатуры. Она заранее знала ответ, но в который раз решила меня испытать.
– Милая, давай не сегодня, – хрустнув затекшими суставами, я откинулся на спинку кресла. – Лучше завтра, а? Понимаешь, я сейчас очень продуктивен. Не хотелось бы упускать такой момент.
Кивнув, она раздосадовано посмотрела в окно, за которым сгущались сумерки, а затем, как бы ненароком, на настенные часы.
– Стандартный ответ.
– Родная…
Она приложила указательный палец к губам.
– Я не обижаюсь, не думай. Просто ты днями напролет сидишь за компьютером и пишешь, пишешь… А в нашей жизни вообще ничего не происходит!
И когда это в ней выработалось такое пренебрежение к моей работе? Помнится, раньше ее очень интересовало мое творчество – она была постоянным читателем и ценным критиком. Этакой прекрасной музой, на манер тех жен, кому именитые западные авторы посвящают все свои романы и кого обязательно благодарят в послесловии за терпение и прочее.
Раньше…
Что же изменилось?
– Знаю, – сказал я, – но пойми…
– Я не договорила!
Манера ее поведения, пронзительный взгляд ее карих глаз – все это было таким знакомым и одновременно неизвестным, отчасти даже чужим. Казалось, я понимаю, о чем она думает, – в ее мыслях не содержалось ничего запредельного, интригующего, хоть немного любопытного для меня. А вместе с тем она по-прежнему оставалась загадкой – не сама по себе, но своим предназначением. Отнюдь не противоречивая натура или какой-то нешаблонный персонаж, но кто-то второстепенный, ошивающийся на задворках сюжета и до поры до времени таящий предначертанную ему решающую роль: словом или действием, которое перевернет все с ног на голову. Мысли об этом не давали покоя. Какова вероятность, что я – всего-навсего писатель в жанрах ужасов, мистики и психологического триллера – досконально изучил свою жену? Где гарантии, что, не уделяя ей должного внимания и не следя за ее развитием, я все так же способен предугадывать ее действия и определять их мотивы? Чрезмерная самоуверенность? Непростительная ошибка? Или же все так, как должно быть, и повествование неспешно движется к своему логическому
