я запускал ее в несдерживаемое границами разума воображение и наблюдал, как она развивается, – на моих глазах из ничего возникал мир-цветок. Он распускался, подобно сверхновой в первозданной тьме, усложнялся, словно геометрическая фигура в многомерном прапространстве, постепенно наполняясь все новыми и новыми сочными красками-подробностями. Мир-цветок этот, как и все прочее на одной из нитей паутины времени, обретал собственную историю (прямо как Люций Лукумон), выстраивал последовательные цепочки действий-противодействий, тем самым создавая себе не только прошлое, настоящее и будущее, но и сложную вариативность развития.
А затем, будучи уже не в силах терпеть, я срывал этот цветок, заключал его во вневременную рамку и подвешивал в пустоте, слизывая краски его эмоциональной статики и мрачнея по мере того, как он увядал. Любая идея должна питаться новыми мысленными импульсами, а мои сновидения, как только они были поняты мною и сорваны, теряли для меня всякий интерес. И тогда они чахли и тускнели, пока однажды я не обнаруживал на месте своего сновидения все ту же кучку ментального праха. Так всякий мир-цветок был воссоздан из праха и в прах был обращен.
Остальные миры ожидает та же участь.
***
И вот я закрываю глаза и вижу, что в тот первый раз, когда Существо отыскало прах, оно также столкнулось со свидетельством времени, в чьей власти находилось все, даже Сущее. И тогда Существо прониклось этим прахом, втянуло из него память и осознало, что значит быть мимолетным явлением в неиссякаемом течении, в бурном потоке, увлекающем за собой все окружающее. Так для Существа открылись понятия смерти и жизни. Оно получило представление о материи, о развитии, о физических ощущениях. Оно обрело первые свои знания и первый свой опыт.
А еще, помимо всего прочего, оно постигло и последний день той цивилизации, впитало покорность, с которой ее обитатели встретили неотвратимость судьбы.
Выбравшись из глубин воспоминаний, Существо искренне удивилось:
– Как странно, они знали, что бесследно исчезнут, и не страшились этого!
А затем откуда-то издалека явился Свет.
– Теперь мы вместе, – сообщил Свет, принимая в себя Существо, – и у нас одна миссия…
Познание и поиск. Ведь мне известно все, но я многое позабыл.
Зато я помню, что за то время, пока взращенный внутри сновидения мир-цветок формировался, в нем – то есть в заключенной в нем реальности – сменялись целые эпохи. Я никогда особо не задумывался над тем, что конкретно происходит внутри сновидений, не вглядывался столь пристально, не был ценителем, дегустатором. Как оно всегда и случается, я все знал заранее, но скрупулезное исследование и наслаждение мельчайшими – самыми незначительными – деталями навевало на меня скуку. Я не был вездесущ – вернее, я был вездесущ когда-то давно, и мне оно надоело, – а между тем целые поколения невиданных рас и народов рождались и погибали. Они воевали
