и чего сидишь?
– Ничего я не сижу, – с поспешностью ответил Абран, схватив ложку и кусок хлеба. Сморщив нос, он судорожно сглотнул и принялся хлебать из миски без всякого удовольствия.
– Что, опять пересолила? – поинтересовалась Оллин немного погодя.
– С чего ты взяла?
– У тебя такое лицо, будто тебя дерьмом пичкают.
– Вот еще удумала!
– Помню времена, когда ты ложкой чуть ли не дырявил миску.
– А я помню, прежде в этом доме подавали суп с курятиной, и…
Словно испугавшись сказанного, Абран замолк, а затем вышел из-за стола и прошел к окну.
– Ну, чего же ты, – процедила Оллин, прервав неловкое молчание. – Давай, договаривай, облегчи душу.
Отставив миску, она с грохотом поднялась и схватилась за спинку стула, продолжая держать ложку в руке.
– Встрепенулась, будто петух в зад клюнул, – пробурчал Абран, бросив взгляд через плечо.
Сказав это, он поспешил обернуться к окну, будто ночная прохлада могла спасти его от очередного скандала.
– Вот уже месяц, как у нас пропадает птица, а ты, вместо того, чтобы ловить воришку, требуешь от меня суп с курятиной?
Случаи с воровством домашней птицы, имевшие место и в прошлом, за последний месяц приобрели размеры эпидемии. Воры, заявлявшиеся посреди ночи, уносили с собой все, что ни попадалось им под руку. Начавшись в Заднице мира, эпидемия воровства с каждым днем разрасталась, охватывая все новые и новые кварталы Миддланда. Дом семейства Фарранов, стоящий на полпути от Южных ворот до Королевского замка, впервые подвергся ограблению три недели тому назад. Тогда унесли петуха и пару куриц, что было не столь существенной потерей. Сменив дверь в птичнике, Абран для пущей уверенности навесил замок. Однако эти меры не помогли. Пережив очередной набег воришек, они не досчитались половины птицы. Почему не утащили остальных – петуха и дюжину курей – они не могли взять в толк. Еще больше удивляло, что замок не был взломан, точно это был вовсе и не воришка, а какая-то нечисть. Так или иначе, не без того безоблачная жизнь супругов Фарранов затянулась тучами, ибо благополучие семейства целиком зависело от продажи птицы.
– О, Боги, опять ты за свое!?
– А как же, вон, глянь, каков муж соседки! На той неделе поймал воришку и сдал его в руки властей.
– А через день сожгли его птичник, ты этого хочешь?
Обернувшись к жене, Абран вперил в нее торжествующий взгляд, ибо на ней не было лица. Стиснув зубы, Оллин взмахнула рукой и ударила ложкой по столу, разбив ее вдребезги. Муха, до того нарезавшая круги вокруг стола, испуганно отлетела в сторону и присела на оконную раму, посчитав, что горшок с чечевицей может и подождать.
– Сделай, что ни будь, – сказала Оллин с горечью в голосе и уселась на свое место. – Мы не протянем и месяца, если нас снова обнесут.
Закрыв лицо ладонями, она тихо заплакала, то и дело, подрагивая плечами.
– Что
