style="font-size:15px;"> – Так вы и туалет уже построили?
– Да. Сами. По кирпичикам, – подошел к двери. – До свидания.
И вихрем ушел из этой гимназии.
На улице прохладно для ветровки, но Травкин не замечает и идет расстегнутым. Школьная парковка сегодня оказалась забитой (если школьной парковкой можно считать боковые кармашки улицы, на которой находилась школа и за которую надо платить – то да, это школьная парковка), и он оставил свой фиат на параллельной улице. За эту улицу тоже надо платить. Гимназия же в центре, а центр везде платный. Садится за руль, пристегивается, заводит машину. Внезапно тянется к пассажирскому сидению, опрокидывает соседний козырек и оттягивает нижнюю губу перед зеркалом. Губа потрескалась от холода. Одним грубым движением он убирает козырек обратно и выворачивает из этих маленьких и кривых улочек на нормальные дороги.
Он хотел дом. Однажды у него будет дом, он так думал. Когда ему совсем надоест все это: дети и школа, он построит домик на ближайшей горе и будет жить там, играть, петь, давать уроки, если будет скучно.
Пока он не готов на пенсию.
Пока что ему нравится новая квартира: нравятся большие коробки, которыми забита гостиная; нравится идеально чистая кухня, которую мастера закончили только вчера; и мягкая белая кровать, на которой он мог заснуть моментально.
– Привет, – они целуются в губы, и Елена отходит. – Как в школе?
– Ох, ужасно, – тянет он, вешая куртку и наблюдая за уходящей спиной жены обратно на кухню. – Получил два. Тебя вызывают к директору.
– М, и что же ты не выучил? – слышится женский голос на фоне шипения плиты.
– Музыку. Ненавижу этот предмет.
Где-то там слышится смех, а Травкин валится на диван и запрокидывает голову на спинку. Плита сливается с тишиной, и для него любой звук становится тишиной. Даже дневной свет полностью чернел при закрытии глаз. Лена говорила про свою работу, и по запаху Дима понял, что она жарила кабачки.
Он клянется, что мог уснуть прям тут.
Лена все еще говорила про коллегу, которая закрыла свою клинику и которую она со времен института не любила.
– Меньше конкуренции будет, – засыпая, бормотал он.
– И не говори. У меня и так завал каждый день. Столько людей. А, эта Алена ко мне чуть ли не каждый день ходит.
Дыхание спокойное, умеренное. Глаза еле-еле открываются и смотрят в потолок. О, он знал ее настоящее имя? Не только фамилию? Интересно. Он и не заметил, что плита перестала работать, а резкий запах кабачков разнесся и по этой комнате. Тарелка с ними стояла на столике перед ним.
Диван проваливается под весом Лены, которая согнула ноги под себя и подперла подбородок рукой. Кажется, смотрит. Он повернул голову к ней и тем самым лег на правую щеку.
– Ларина, – совсем незаинтересованно. Ему хотелось спать, а не говорить о школе, от которой он сбежал час назад. Даже в его собственной квартире его нашли.
– Она же из твоих?
Он долго
