а Алена такая добрая.
– Значит, договорились, – пробубнил он, пока доставал папки из сумки.
Он заводил порядок в хоре нечасто. Но в эти нечасто он играл в строгого дядю, когда в голове что-то щелкнет, и он решит выкинуть за шкирку всех, кого можно. В зале умирают перешептывания и шелест нот. Только Травкин позволял себе громко кидать бумаги, топать и прочищать горло. Он внимательно двигает пианино бедром и ногой к центру зала, сверля взглядом ту точку, к которой движется. Все молчат. Он, видимо, всегда его двигал к центру. Он сделал еще пару мелочей в тишине и развернулся случайно к детям. Случайно застыл. Две секунды, и он небрежно развел руками.
– И что стоим?
Не дождавшись окончания предложения, все полетели на свои места на хоровом станке. Ларина стояла некоторое время на месте, поджимая к себе плечи, которые все равно задевали, и думая, да, вообще-то, я понятия не имею, где мне стоять.
А еще, она слышала отрывки диалогов:
«Опять не в настроении»
«Жена не дала»
«Как же заебал»
«Как обычно, придурок высокомерный» усмехнулась где-то Камилла, его любимица. Алена даже обернулась и вспомнила, что ей тоже надо куда-нибудь встать. И она встала, на последнюю ступеньку. Подальше от… всего этого.
Это как зайти в тайную комнату из Гарри Поттера, где место только избранным. Зал для мероприятий стал именно той комнатой, которая превращалась в тайную, когда начинались репетиции. Огромные, длинные, деревянные двери закрывались и все, что происходило внутри – дело только тех, кто там находился. Рассказывать о репетициях никто не горел желанием. Это было как… рассказать о том, как ты вчера вечером сходил купить хлеба. Никому не интересно.
Пойте свои песенки и пойте.
А Алене было интересно примерно все. Анализировать вещи и оставлять их у себя в голове проанализированными, таская всю жизнь с собой тяжелый мусорный пакет вместо головы – ее хобби. Она теперь даже поет в хоре, чувствуя себя на чужой территории. Камилла, Ленка, Травкин заставляли ее чувствовать себя так. Травкин и ее неумение справляться с ним, неумение отвечать на его вопросы, выполнять то, что ему нужно. Пение, как таковое, нравилось. И голоса, поющие хором, звучали по-ангельски. Ее это поражало. Она невольно дергала головой, пока пела и пока пели все, чтобы посмотреть и увидеть, откуда доносятся звуки. Как круто они все звучали, запевая ее отсутствие таланта.
Красиво запевая ее голос так, что она сама себя больше не слышала. И это хорошо.
К пению она точно не талантлива, можете не спорить. Она вообще не думала, хороша ли в чем-то, но, когда дошло до хора, она смогла с уверенностью признаться себе, что она не Селин Дион и не Тони Брекстон, а здесь были такие.
И они были отвратительными подлизами, которые Травкину нравились. Он любил желание и талант. А они любили его внимание и подмигивания, пока хор поет. Здесь все очень запутанно, если подумать. И распутывая этот клубок, можно и самой в нем запутаться.
Алена
