это лошадь там, у входа? И кто в него стрелял? Кто-то это видел?
– Стрелял в него человек, которого я только что оперировал. Он там, – указал Дон пальцем за свое плечо, – отходит от операции. И он спас мне жизнь, иначе рана эта, – показал он Сальме рассеченное плечо, – была бы здесь, – медленно провел он пальцем по своему горлу, не отрывая глаз от лица мексиканки, – и я бы давно умер.
– Мне невдомек, чья это лошадь, я, вообще-то с людьми работаю, сеньорита, – процедил Дон, плохо скрывая раздражение в голосе. – Видела все мадам Джесса. Она была здесь.
– Я не верю ни единому твоему слову, ирландец, – ощетинилась Гадюка и решительно оттолкнула Дона, врываясь в операционную.
Грохот тела и металла. Шерман из последних сил защитил жизнь дока, хотя сам же чуть и не убил его. Ноги подкосились сами, более не выдерживая вес Смита. Кровавая пелена застелила глаза конфедерата, его голова наполнилась шумом, как будто били в колокол в его голове. Шерман не чувствовал боли, нет, и это больше всего пугало. Он оставался в памяти, но эта память была обрывочной, а окружающая картинка была местами настолько расплывчата, что, казалось, это происходило во сне. Док что-то спрашивал у Смита, но тело его не слушалось, язык казался тяжелой и неповоротливой заводской машиной. Потом провал. Снова всплыла картинка. Его перенесли в какую-то комнату, док сделал анестезию, и снова провал. Смит видел хорошие, радужные сны, еще не осознавая, какая боль его может ожидать. Довольно быстро, как подумал сам Шерман, он очнулся от беспамятства. За дверью были слышны голоса. Говорил док, какой-то мужик, и… мистер Дэвис? Затем взвизгнул женский голос. Смиту показалось, что он уже его где-то слышал. Спустя какое-то время к нему ворвалась эта самая женщина, которая тут же его узнала:
– О, кого я вижу. Хам и деревенщина. А теперь ещё и убийца мексиканцев. Ну и что ты тут делаешь?
Тут-то Шерман и понял, что имеет дело с Гадюкой, самой противной до одури женщиной на этом клочке Богом забытой земли.
– Кхе, я? Я вернулся сюда после ранения, когда охотился на Сэмюэля Райта. Вон, в мешке бумажка на него, а меня видел помощник шерифа. Как только прибыл к доктору, в его дом ворвался мексиканец, который верещал о том, что во дворе стоит лошадь его друга. Я правда не знаю, чего это он, эту лошадь я купил у индейцев. Ну и выхватил он револьвер и на меня навёл, а дальше – док попытался его обезвредить, а тот выстрелил в меня навскидку и давай ножом махать. Ваш друг попал в меня, но я смог защитить дока, но, к несчастью, пристрелил бедного мексиканца, – ответил ей Шерман. В глазах Сальмы читалось недоверие. Она вышла из операционной, хлопнув дверью. Шерман даже не пытался шевелиться – с такой дырой на все пузо он проползет максимум до соседнего забора – и там растеряет все свои внутренности. Оставшись лежать в кровати, Смит раздумывал над своей судьбою. Как его вообще занесло в это захолустье, где человек человеку – волк? Неужели не было более пригодных
