с водой, ощупывают свои пузатые рюкзаки и громко над чем-то смеются. Когда-то и я была такой же и сидела на подсыхающей траве. Они не узнают меня. Я сажусь на скамеечку. Мимо меня от фонаря к фонарю слоняется девушка: она тоже кого-то ждёт.
Кота не видно. Не потому, что он ждёт меня где-то на аллейке или на остановке, или у перехода. Нет, он просто всё время опаздывает. Он ревнив, обидчив и подолгу собирается – порой мне кажется, что девушка в нашей паре не я… Мне остаётся только ждать, и я жду.
***
Пентхаус в гостинице «Окраинная» уже неделю, как арендован Николаем Щапоньевым, художником-импрессионистом, в некоторых кругах весьма известным. Он входит в ассоциацию художников России и должен в течение всего сентября демонстрировать свои работы в выставочном зале Союза художников, однако сам Щапоньев так и не соизволил явиться, чтобы раздать автографы и интервью, и на звонки по сей день не отвечает. Дело в том, что несчастный телефон Щапоньева ещё во вторник был вдребезги расколочен настольной лампой: он ужасно раздражал нынешних обитателей пентхауса.
Местонахождение Щапоньева же остаётся загадкой, хоте некоторые утверждают, будто воочию видели художника в Ялте в тот самый вторник. Он был совершенно растерян и не имел средств к существованию.
Номер же, арендованный им, являет собой зрелище жуткое: в коридоре над крохотной спиртовкой закипает в ковше зловонная жёлто-белая субстанция, молодая огненноволосая ведьма помешивает её деревянной ложечкой, ручка ковша раскаляется и обжигает ведьме руку, девушка морщится, но терпит; ещё одна ведьма, тоже огненноволосая, но старая, в одной только юбке, с грудями, волочащимися по полу, настежь распахивает окно и блюёт из него на лысину прохожего: терпеть запах варева молодой ей невмоготу; в ванной шумит вода: под душем распласталась посиневшая и разбухшая нагая девушка, волосы её стелются по полу, в них запутались водоросли и тина, и бьётся, умирая, одинокий карась; в маленькой спальне к стене прислонён лакированный дубовый гроб, двое чёрных козлят с человеческими руками и разбухшими, вываливающимися из пастей языками заколачивают в него гвозди: у одного в руке жестяное ведро из-под шампанского – бутылка и лёд равномерно рассыпаны по коридору – у другого – настольная лампа, та самая, которой расколотили телефон Щапоньева, из гроба в ответ козлятам тоже колотят; большая спальня пустует: заходить в неё никто не решается.
Снимающая номер этажом ниже, на одиннадцатом, жена одного из глав нефритодобывающей компании «КарасенкоНефритПром» Юленька – отчества её никто не знает, потому иначе, как Юленькой эту особу не называют – недовольна шумом. Она уже несколько раз пыталась позвонить администратору, но он будто специально игнорировал звонки, тогда Юленька решила сама спуститься и высказать управляющим всё, что думает о них.
Створки дверей лифта перед ней разъезжаются, являя любопытнейшего господина: он одет в шерстяное пальто начала двадцатого века, опирается на трость и держит на сгибе локтя толстого чёрного кота. При виде этого господина Юленька теряет дар речи.
