не считать, что Маевский будет играть в наручниках, – огрызнулся Шушин. – Люди никогда смычка в руках не держали, им это кажется нормальным.
– Возможно ли создать дополнительное звено, за которое пристегнуть наручник, чтобы расширить амплитуду для правой руки?
Голицын обратился к капитану-месяцу со всей возможной почтительностью.
Вояка был неглуп, и решил ослабить вожжи, протянув Леониду ключ.
– Попробуйте. Я всего лишь пытаюсь соблюдать инструкции. Жду в коридоре.
Желтолицый капитан вразвалочку покинул аудиторию. А Шушин словно только что заметил Софью. Синие глаза вспыхнули отнюдь не дружелюбно.
– Мадемуазель Веснина, какой сюрприз… Вы и сегодня с нами?
И опять Голицын, словно дуэльный секундант, встал между ними.
– Я попросил Софью присутствовать во время замера Маевского, чтобы параллельно отслеживать коррекцию результата. Если у тебя сегодня есть время, мы могли бы сравнить…
Шушин совершил почти неуловимое движение кистью. Алое яблоко взлетело по направлению к Соне. На автомате она поймала фрукт и удивилась, что яблоко оказалось ледяным. Шушин усмехнулся.
– Увы, сегодня никак. Надо быть на заводе. Уверен, все и так получится. Удачи!
Тимофей вышел, не отказав себе в удовольствии хлопнуть дверью. Голицын улыбнулся виновато.
– Прошу прощения…
– Все в порядке. Я уже привыкаю.
Соня, не выдержав, понюхала яблоко. В ее руке оно чуть согрелось и благодарно пахнуло садами и теплым ветром. А на пульте задребезжал звонок. Голицын схватил наушник.
– Да, Аполлон Павлович… Простите за ситуацию с наручниками… Я уже иду разбираться…
– Можно я с вами?
Аполлон Маевский сидел на стуле, прислонив к плечу виолончель. Правая рука висела, пристегнутая наручником к железной скобе. Музыкант раздраженно вертел запястьем, пытаясь разогнать кровь.
– Почему в матерчатом чехле везли? Выстудили инструмент, безухие…
Голицын торопливо доставал моток проволоки и кусачки.
– Простите, Аполлон Павлович, сейчас попытаемся все наладить… Если пропустить под резонаторы проволоку и закрепить наручник там, у вас будет куда больше пространства для маневра…
Голицын суетился вокруг Маевского, воплощая свой план в жизнь. А Соня получила возможность рассмотреть отца. Подсознательно она ожидала увидеть вздорного старикашку. Но Аполлон был на свой лад даже привлекателен. Седеющие волосы по-прежнему поднимались густой волной, открывая высокий лоб. Белки глаз от недосыпания пронизали красные прожилки, на подбородке алели свежие ссадины, как бывает от бритья посторонним непрофессионалом. Но тонкие пальцы и по-юношески длинная шея придавали облику даже какую-то трогательность. Ключом открыв наручник, Голицын очень осторожно перестегнул его на новое место. Рука Маевского, получив новую степень свободы, почти рухнула на колено.
– Спасибо,
