От него отказалась мать, и с тех пор я его опекала. Меня всегда в нём восхищала его природная своеобразность. Трудно сказать, в чём конкретно она проявлялась, наверно, в совокупности всех качеств нетипичной лошади. Он со мной очеловечился – вот, оказывается, в чём дело.
Я сильно привязалась к Душке, а привязанность, как известно, чувство пагубное. Он был красивый, умный, прыткий, понимал команды с полуслова, только ничего не мог сказать, кроме разве что пофыркивать и перетаптываться с ноги на ногу. Нас многое объединяло. Мы были не разлей вода. В конце концов, он вырос на моих глазах, превратившись из маленькой неуклюжей лошадки в стройного и грациозного коня, которым грех был не гордиться.
– Здравствуй, Душка. Как ты поживаешь? – обратилась я к нему, как к человеку, прислонившись головой к его густой волнистой гриве. Со стороны могло бы показаться, что я пыталась вызвать жалость у коня. Наверно, так и подумал м-р Балимор, когда вошёл в конюшню и увидел меня с крепко сомкнутыми руками вокруг шеи лошади.
– Мисс Джолиер, очень трогательный момент, но так вы простоите всю сегодняшнюю тренировку, – хриплым голосом проворчал м-р Балимор.
– Простите, сэр. Вы же знаете, как много Душка значит для меня.
– Я также знаю, что скоро соревнования, а вы задержались на двадцать минут, – возмутился он.
– На пятнадцать. – Я вежливо его поправила и взглянула на огромные старинные часы, которые весели у него над головой. «Если бы они упали прямо на него, – думала я, – тогда, возможно, он бы подобрел и больше не был бы таким суровым».
Честно говоря, я впервые видела м-ра Балимора в плохом настроении. Неужели моё опоздание так возмутило его. Будучи, как всякий тренер, строгим и организованным, он раньше никогда не позволял себе разговаривать со мной подобным тоном. В моих глазах он был примером джентльмена, образцом для подражания, за что я его уважала.
– Почему вы не в форме? – спросил он раздражительно, словно больше было не к чему придраться.
– Можно сегодня я буду как есть, – ответила я и потупилась.
– Немедленно переоденьтесь и приступим, – медленно, но уверенно произнёс м-р Балимор и вышел из конюшни.
Я могла бы надуться, но эти детские привычки меня уже давно не трогали. Посчитать себя униженной, подавленной было бы лишь очевидным проявленьем моей слабости. Этого бы я ни в коем случае не допустила. Оседлать Душку, принять достойный вид и грациозно выйти на манеж – вот, что было важно в ту секунду. Это называлось самодисциплиной, хотя меня и посетило несколько безумных мыслей, но я нашла в себе силы не поддаться ни одной из них. Я взяла себя в руки – так, как и предполагала самодисциплина, – живо собралась и гордо вышла на площадку, ведя Душку под уздцы.
Тренировка прошла напряжённо, под конец которой мы все очень устали. М-р Балимор накомандовался от души, выпустил пар, немного расслабился
