пить. Но он знал, что отказываться бессмысленно.
– Спасибо, – сказал он.
Из сарая был проход в дом. Низкий потолок, убогая мебель. Он сразу заметил, что в доме грязь и беспорядок.
Он этого не замечает, подумал он. А почему я раньше не видел? Надо поговорить с Кристиной. Он уже не может жить один.
И в этот миг зазвонил телефон.
Отец взял трубку.
– Тебя, – буркнул он, даже не пытаясь скрыть раздражение.
Линда, подумал Валландер. Наверняка Линда.
Это был Рюдберг. Он звонил из больницы.
– Она умерла, – сказал он.
– Приходила в сознание?
– Вообще-то да. Десять минут, не больше. Врачи думали, что теперь пойдет на поправку, а она взяла и умерла.
– Сказала что-нибудь?
Голос Рюдберга прозвучал задумчиво:
– По-моему, тебе лучше приехать в город.
– Что она сказала?
– Вряд ли тебе понравится то, что она сказала.
– Я еду в больницу.
– Лучше в полицию. Я же сказал, она мертва.
Курт Валландер положил трубку.
– Мне надо ехать.
Отец смотрел на него со злобой:
– Тебе нет до меня никакого дела.
– Я приеду завтра, – сказал Курт Валландер, думая про себя, что же делать с этой разрухой, среди которой живет отец. – Я точно приеду завтра, и мы сможем посидеть и поболтать. Приготовим что-нибудь поесть, сыграем в покер.
Курт Валландер почти не умел играть в карты, зато знал, чем ублажить отца.
– Буду завтра в семь, – сказал он.
И поехал назад в Истад.
Без пяти восемь он вошел в ту же самую стеклянную дверь, из которой вышел два часа назад. Эбба приветливо кивнула ему.
– Рюдберг ждет в столовой.
Рюдберг сидел, склонившись над чашкой кофе. Когда Курт увидел его лицо, сразу понял: их ждут неприятности.
4
В столовой они были одни. На первом этаже какой-то пьяница громко возмущался, что его привезли в полицию. А так было тихо, только слабо жужжали обогреватели.
Курт Валландер присел напротив.
– Сними пальто, – сказал Рюдберг, – иначе замерзнешь, когда выйдешь на улицу.
– Сначала я хочу услышать, что она сказала. Потом решу, снимать пальто или нет.
Рюдберг пожал плечами:
– Она умерла.
– Это я уже понял.
– Но она пришла в себя незадолго до смерти.
– Говорила что-нибудь?
– Это сильно сказано – говорила. Шептала. Или шипела.
– Записали на магнитофон?
Рюдберг покачал головой.
– Нечего было писать. Даже и расслышать было почти невозможно. В основном бред. Но я записал все, что понял.
Он вытащил из кармана видавший виды блокнот, стянутый широкой аптечной резинкой. Из
