змеев. Никасу казалось, что автор вышивки был до страстности вдохновлен раздувшимся клещом. Журналист даже смог прочитать девиз, который опоясывал благородно изображенное насекомое. «Не дели малое», – неопределенно предостерегал он.
– Что это было? – опомнился Никас.
Ему повезло. Он как раз застал прима-образ на переходе от плеяды могучих отхаркиваний к сосредоточенному осмотру пиджака необычного покроя. Брюки отливали металлом. От зависти было тяжело дышать.
– Мой друг? – вежливо переспросил Альфа, поправляя стальную маску с оттиснутыми органами чувств.
– Что мы сейчас видели? Резня и этот сумасшедший город, перевернутый вверх тормашками? Почему меня… Ой, ма… Я ведь понимаю, что все это не настоящее.
– Как сказать, – Альфа в последний раз выправил рукава и протер белоснежным носовым платком острые носы франтовых туфель. Эти туфли явно рассчитывали на собственный сертификат неоценимой крутости.
– Ну как ты меня находишь в этой оправе?
– Ведь эта война не настоящая, так?
Альфа цыкнул языком, и навалился спиной на бархат. Из глубин роскошной трубы доносился приглушенный смех. Прим критически осмотрел платок, который использовал для чистки обуви и отбросил его в сторону. Из бездны роскоши тут же возникла идея горничной. Она была теоритически красива и гипотетически сексуальна. Во всяком случае, коллективный разум (в основном, конечно, мужской) наделил ее формами, которые приняли среднее значение, весьма далекое от реальности.
Тяжело перетаскивая грудь, горничная добрела до платка и некоторое время пыталась его поднять, лежа на том, что она только что перетаскивала. От ее стонов и вздохов Никасу стало стыдно.
Въедливый и наблюдательный Альфа прочитал по лицу Никаса каждый оборот его размышлений, и заметил скучающим тоном:
– У нее наверняка и мужские активы имеются. Точнее актив. Нынче такое в моде. Странные вы люди, люди. А, колумнист?
Горничная все-таки добралась до платка. С натугой пятясь назад, она пожелала троице приятного дня. Голос у нее был тонкий, предназначенный для стонов.
– Ладно, не буду тебя мучить. То, что тебе довелось увидеть, человеку видеть не положено. Хватит простой внимательности, чтобы знать о том, какая жестокость и изуверство промышляют в мире. Знать сотую часть, знать в общем, проще же говоря: догадываться. В этом невежестве – ваше спасение. О, колумнист, если б каждый из вас мог постоянно знать и чувствовать, ощущать в полной мере боль и несчастье своего мира – конец тогда рассудку! Большинство охватило бы безумие. Сердца самых стойких разорвались бы от ужаса и горючего сожаления.
Альфа прокашлялся и принял более расслабленную позу.
– Ты сейчас жив, только потому, что шок не позволил тебе вглядеться глубже. Сосредоточиться на деталях этой идеи-отражения. Ты видел лишь общее. Контуры. Очертания.
– Ничего себе очертания, – пробормотал
