с компанией столик я, смакуя напиток, занимающий почётное второе место после чая, в рейтинге моих фаворитов, согревающих как душу, так и тело, принялся рассматривать рисунок. Что-то очень знакомое казалось в очертаниях звездолёта. Версию с Энтерпрайзом я отбросил сразу. Здесь был образ знакомый с детства, образ, ломающий стены склепа взрослой души и выводящий в сад, где ты бегал в шортиках и майке, забывая о еде, забывая о времени. Не думая о времени, времени которое с неумолимостью быстрины в реке несёт тебя прочь от берегов беззаботности. И снова я вспомнил свой стих, что-то слишком часто в последнее время я о них вспоминаю:
У каждого в душе есть,
ступени истёртые,
сорняком поросшие,
ведут они в
парк заброшенный,
где краска на лавках
с лучами флиртовала,
дорожки, где
золотистый песок украшал,
клумбы жизнь источали,
а деревья богам
пятки щекотали…
Новый глоток кофе прогнал амнезию как пса оскалившего клыки, инкрустированные в пену, вокруг морды. Это же звездолёт «ЗАРЯ» – Звездолёт Аннигиляционный Релятивистский Ядерный. Боже, как же я мог забыть об этой любимой поколениями диалоги Ричарда Викторова, человека который подарил вселенной кинематографа три прекрасных планеты – «Москва-Кассиопея», «Отроки во вселенной» и «Сквозь тернии к звёздам». Даже, если опустить перечень наград, которые снискали эти шедевры, они навеки останутся в сердцах поколений, которые еще помнят каково это жить среди людей, а не хищников, готовых разорвать тебя ради лакомой косточки. Хищников, жаждущих видеть твоих детей глупыми, алчными, тщеславными рабами потребления.
Разом, допив кофе, я заказал вторую порцию и, пытаясь вызвать в душе штиль, прислушался к разговору компании. Друзей звали Абрам, Жорж Бувиль, Аннет Багрэс и Люк Селезнёв. Они делились впечатлениями от концерта известного композитора и мультиинструменталиста Катти Буддоматилиста.
– Вы знаете, если даже в эпоху тотального бесчувствия, божественная музыка остаётся в почёте, значит, этот мир всё ещё имеет шанс шагнуть прочь от рыхлого края Тартара, на котором давным-давно качается. – Сказала Аннет.
– О, слова не бога, но психолога, – улыбаясь, с акцентом сказал Жорж.
– А всё-таки жаль…,– не договорив, Аннет, уставилась в паутину трещин на поверхности овсяного печенья.
– Кого тебе жаль Аннет? – Спросил парень в очках с линзами коньячного цвета.
– Если мир сравнить с музыкой, он был бы бездарно написанной симфонией, вот поэтому, Абрам, мне и жаль.
– Вы знаете друзья, я когда-то был вынужден терроризировать свой чувствительный нос ароматами нужника, на одной из пригородных станций. И вот там, значит, поверх всякой похабщины, типичной наскальной живописи современных австралопитеков, я увидел это, – он, пролистав в рукафоне несколько фотографий показал друзьям снимок.
– Та
