рядом с ним госпожа Порейра неодобрительно покачала головой, ее осуждение вызывало не веселье работников, а до сих пор не покрашенный большой кусок стены. Солнце уже клонилось к закату, и ясно было, что и сегодня работа закончена не будет. Высокая, солидная дама, одетая в строгое черное платье, госпожа Порейра одним своим видом вызывала уважение. Уже больше десятка лет она руководила этим заведением, через ее руки прошли сотни воспитанников, и Хорвину нередко делалось неуютно, когда он встречал взгляд ее внимательных, суровых глаз. Он отвернулся от окна и посмотрел на большие часы, ведущие, как и все часы, свой мерный, бесконечный отсчет времени.
– Сегодня ровно пятьдесят дней, как Ровина ушла из дома, – обронил он задумчиво.
Строгие глаза госпожи Порейры обратились к нему.
– Вы по-прежнему считаете дни?
Он подавил вздох.
– Я не могу считать дни до ее возвращения, вот и веду этот печальный счет. От нее не было никаких вестей?
Вопрос этот он задал без всякой надежды, и, как и ожидал, в ответ услышал сухие слова.
– Вы знаете, что если бы это случилось, я бы сразу вас известила, – госпожа Порейра вновь неодобрительно покачала головой, но теперь это неодобрение относилось к Хорвину. – Пора уже, господин Ристли. принять уход вашей жены, как данность, и перестать сосредотачивать все свои помыслы на бесплотных мечтаниях. Вам следует научиться находить в жизни иные источники для удовлетворения.
– Возможно, вы и правы, – согласился он, избегая ее строгого взгляда. – Но я не в состоянии последовать вашему мудрому совету. Забыть о ней, перестать о ней думать – это выше моих сил.
Но госпожа Порейра не признавала слабости, голос ее был суров.
– Вам есть, чем заняться. Я знаю, что у вас остались родные, вы можете посвятить вашу жизнь им. – Хорвин вскинул на нее свои внезапно потемневшие глаза – он подумал о той, что сейчас дожидалась его дома. – Потом, вы делаете много нужного. Благодаря тем богатым покровителям, чье внимание вы смогли привлечь к нашему нищему приюту, у нас делается ремонт, воспитанники больше не мерзнут в старой изношенной одежде. Разве осознание сделанного вами добра не приносит вам чувство удовлетворения?
Хорвин покачал головой.
– Я всего лишь пытаюсь замолить свой грех. Все это я должен был делать давным-давно, когда еще моя жена была со мной рядом, и тогда бы она не пропала.
Голос его предательски дрогнул, и он поспешил отвернуться к окну. Было видно, как воспитанники парами заходят в калитку. Сначала прошли мальчики в синих мундирчиках, за ними следовали девочки, одетые в одинаковые капоры и сверкающие белыми воротничками.
– Возвращаются с вечерней службы, – пояснила госпожа Порейра. – Вы видите, наши дети больше не выглядят оборванцами, и это, в большой степени, благодаря вам.
Но тщеславие
