была довольно спокойна – наверно, это компенсаторная реакция… Помню, рассказывала, что в последний год С. стал часто ходить в церковь, «мы с ним вместе молились об избавлении…» Удивительно, я никогда не слышал от него разговоров о религии или о Боге.
Открыл конверт. Знакомый почерк – округлые буквы с лёгким наклоном влево, но все ломанные, с неравномерным нажимом, и строчки скачут. Писать ему явно было очень тяжело. Письмо начиналось так: «То, что вам передаст мой друг – прощальный подарок от меня»… К письму ничего не прилагалось. Видимо, друг забрал подарок себе, а письмо (как, наверно, и другие адресованные близким людям) отгрузил маме. Я не спросил её тогда, кто был тот друг: какая разница.
Дальше в письме были короткие совместные воспоминания, приятные личные слова. А в конце: «Теперь уже точно навсегда ваш,» – и подпись.
Это письмо я потом в результате переездов потерял.
Вот, в общем, и всё. Как всегда, я пытаюсь придумать в конце истории мораль, и, как всегда, она не придумывается. А остаётся только щемящая печаль, что с каждым годом всё больше людей, с которыми так остро надо бы поговорить – а уже нельзя. Только мысленно или во сне. Вот и С.: что бы он сказал о том и об этом, какие бы книжки порекомендовал, как бы оценил, в конце концов, мои стишки…
И ещё удивление от того, что вот ушёл такой человек и ничего от него не осталось, и даже вспоминают его уже редко, а не станет ещё нескольких людей вроде меня – и всё.
Но пока остаются воспоминания вроде того, что вот конец восьмидесятых, мы гуляем в весеннем Серебряном бору, пахнет перепревшими за зиму листьями и иголками и вылезающей свежей зеленью. Толп отдыхающих ещё нет, и весь «сербор» наш – как собственно, и весь мир. Мы пьём сладкое шампанское «Надежда», от которого сейчас бы наверняка вытошнило, а тогда – в самый раз. И говорим, говорим – уж не помню о чём, но наверно о только что вышедшем в переводе «Замке» Кафки, и о Бердяеве, и о Гребенщикове с Курёхиным, и, конечно, о том, как нам обустроить Россию. А в том, что мы её вскоре обустроим и что надвигающаяся новая жизнь будет прекрасной, никаких сомнений нет.
(июль 2018 г.)
Про папу
Мне захотелось написать о нём. Именно сейчас – не раньше и не потом. Я хочу, чтобы он прочитал. Папе тяжело – вот уже много месяцев, как два инсульта вместе с онкологией добивают его. Я стараюсь, насколько могу, приезжая, быть с ним, гулять в парке. Но разговор не очень клеится, и получить ответы на вопросы, которые я должен был задать гораздо раньше, уже сложно.
А я вижу его другим (именно поэтому я дальше много пишу в прошедшем времени – дай Бог папе здоровья). Красивым и сильным. Всё знающим и умеющим – будь то любая деревенская и вообще любая работа, наука или его краеведческие труды. Если выбрать что-то главное из моих детско-юношеских уроков, полученных от папы – то это, наверно, отношение ко всему, чем занимаешься.
