но дождь все еще шел. Ты не видел его, но он время от времени капал тебе на нос. Стало холоднее, и руки Ваге быстро замерзли. У Тагуи они тоже замерзли, и он взял ее руку к себе в карман плаща, и они шли так. Тагуи сказала, что хотела бы посидеть где-нибудь, и они пошли в кафе «Сказка». Тагуи и Ваге сели за столик, за которым Ваге сидел днем, когда у него было время.
В зале свет уже погасили, и он горел лишь за стойкой. Там женщина готовила им кофе и в то же время кричала на свою дочь, девочку лет тринадцати, которая там же готовила уроки. В кафе никого больше не было, и Ваге показал Тагуи соседний столик и сказал, что за ним сидели женщина с сыном в матросской бескозырке, потом девушка и парень. Это было его сегодняшнее приключение, и он хотел рассказывать об этом снова и снова. Им подали кофе (в треснутых чашках, без ушек), и они стали пить и, как обычно, курили. Ваге взглянул, не смотрит ли женщина (она не смотрела, она помогала дочери), и стал целовать Тагуи. У нее были уставшие глаза, и он ее любил. Он целовал ее долго, потом они встали, чтоб уйти, и только тогда женщина сказала, что кафе закрывается. Они поблагодарили ее.
На улице Тагуи опять стала мерзнуть, и они пошли быстрее, чтобы она согрелась. Они пришли домой и легли в постель. И долго еще не могли заснуть. Потому что была осень, потому что было слышно, как идет усилившийся дождь. Утром Ваге Саакян встал рано-рано, перед самым рассветом и написал рассказ: бесхитростный и чистый под названием «Крейсер “Аврора”». В свои тридцать лет Ваге Саакян был уже год как членом Союза писателей Армянской ССР, правда, он не знал, захочет ли напечатать его рассказ новый главный редактор журнала «Гарун» Меружан Тер-Гуланян или нет.
…А через две недели дождь превратился в снег, и город стал другим. Люди надели шубы и пальто, и зонтики исчезли. Через два месяца наступил 1988 год, а через три – все изменилось, и все время уже менялось[13]. Старое начинало забываться, и никто не знал, когда снова будет легко и просто, потому что потом случился 1991 год, и наступила тогда Эпоха Страшных Зим.
Տէր, ողորմեա՛…
5
Տէր, ողորմեա՛. Տէր, ողորմեա՛. Տէր, ողորմեա՛.
Наступила Эпоха Страшных Зим, и все жили в эту эпоху и не знали, когда она закончится.
И когда они встречали тот Новый, 1993 год, вообще ничего не знали. Встречали дома у Тиграна и Аэлиты. И это было тогда, когда у них в друзьях еще был Арам Назарян, обворожительно улыбающийся АН-35.
Они сбежали в гараж Тиграна и напились и даже не закусывали, потому что нечем было особо закусывать. Они пили, потом еще пили, но не могли заснуть, как ни старались.
– Так мы умрем, – сказал Тигран Гаспарян.
– Не умрем, – возразил Ваге.
– А что, выпить есть еще? – спросил Тиго.
– Смотри, – ответил Ваге, – осталось-таки.
И потом Тигран сказал, что странно, что ереванцы не кончают собой, потому что такую жизнь невозможно вынести. И тогда Ваге сказал, что самоубийства начнутся весной, с начала марта. Тиго согласился с ним, потому что так было и в прошлом году. И он подумал:
20 февраля 1988 года внеочередная сессия народных депутатов НКАО обратилась к Верховным Советам Армянской ССР, Азербайджанской ССР и СССР с просьбой рассмотреть и положительно решить вопрос о передаче НКАО из состава Азербайджана в состав Армении. 7 декабря в Армении произошло страшное Спитакское землетрясение.
