не изменяет мне, не дежурили в тот день вообще.
– Ну да, вы тогда посоветовали нам всем поменяться дежурствами… – пробормотал мушкетёр, слегка озадаченный крайне холодными интонациями в голосе друга.
– И за это мы по-прежнему искренне благодарны вам, – заметил Арамис. – Потому что в противном случае… не хотелось бы оправдываться перед его величеством, подобно де Тревилю. В отличие от капитана, к нам он мог бы оказаться не столь… милостивым.
– И тем не менее, – сказал Атос. – Герцог крайне злопамятен. А потому будьте осторожны, д’Артаньян.
Шарль поднялся, разлил по кружкам остатки вина. Его лицо по-прежнему было спокойным, даже безмятежным.
– Знаете, Атос, – сказал он, думая о том, что, наверное, всё-таки будет нелишним пообщаться с капитаном и разведать обстановку, – в этой жизни осталось очень мало вещей, которые… скажем так… тревожат меня по-настоящему. И Бэкингем не из их числа. Но за предупреждение благодарю.
– Даже если его визит означает войну в самом ближайшем будущем? – спросил Арамис, а лейтенант только головой покачал:
– Войны не избежать в любом случае. Я не думаю, что его высокопреосвященство, несмотря на весь свой талант дипломата, сумеет договориться с герцогом. Потому что Англии нужна эта война. Под любым предлогом. И нам, быть может, тоже.
– Мне – не нужна! – заявил Портос. – Почему я должен убивать этих несчастных гугенотов? Ведь они отличаются от нас только тем, что поют по-французски псалмы, которые мы поём на латыни!
– Если король прикажет – будете, – парировал гасконец с неприятной улыбкой. – Вы же должны понимать, что дело отнюдь не в псалмах.
– Вы, как всегда, правы, д’Артаньян, – сказал Атос, а в двери в этот момент постучали.
Это оказался посыльный, доставивший приказ капитана к вечеру явиться к нему в особняк на улице Риволи.
– Вот и закончилась моя болезнь, – сказал юноша, пробежав глазами записку. – Де Тревиль вызывает меня.
Мушкетёры тут же поднялись. Распрощавшись с другом, договорились встретиться вечером в «Сосновой шишке»: поужинать и заодно более подробно обсудить все последние события.
…
После их ухода Шарль не стал медлить. Не обращая внимания на причитания тётушки Мари, не желавшей вообще выпускать его из дому, оделся потеплее и отправился на улицу Нев-Монмартр. После такой вожделенной бани посетил цирюльника и вернулся домой.
Переоделся в мушкетёрский плащ и, прихватив с собой письмо Пьеру, поспешил в особняк капитана.
Несмотря на то, что новости, услышанные от друзей, нельзя было игнорировать, он действительно не беспокоился.
Во-первых, с той истории прошло слишком много времени.
Во-вторых, Амьенские сады тогда охраняли как мушкетёры, так и гвардейцы.
В-третьих, оттащив Бэкингема от насмерть перепуганной королевы, он обругал его по-испански. А на этом языке Шарль говорил куда чище, чем по-французски, и его гасконский
