выделив Жана Арно де Террида, потому что, как выяснилось, тот тоже был родом из Лиона, и гасконца Луи де Мелена, приехавшего откуда-то из Дакса, а может быть, По.
Гасконцев в роте, кстати, было большинство. Смуглые, горластые, с лихо закрученными усами, они шатались в свободное от службы время по улицам и тавернам, задирая всякого, кто осмеливался даже просто косо взглянуть в их сторону.
Д’Артаньян же разительно отличался от них. И хотя они беседовали всего лишь однажды, он показался Жаку чересчур резким и сдержанным одновременно. Юноша даже не мог вспомнить, присутствовал ли в его речи такой характерный и такой смешной гасконский акцент.
Ну вот, опять – и д’Эстурвиль досадливо прикусил губу, – ведь решил же не думать об этом странном мальчишке, а мысли всё равно упрямо возвращаются…
– Эй, новенький! – окликнул его в этот момент один из солдат. – Чего киснешь? Присоединяйтесь к игре!
Луи де Девезо де Ранкунь тоже был гасконцем. Или беарнцем, как он всегда любил уточнять. Один из немногих, он с самого начала вызывал у молодого лионца стойкую антипатию. И дело было даже не в его бесцеремонности, часто переходящей в откровенную бестактность: неприязнь возникла сразу, и Жак не стал искать её причины. Просто постарался свести общение к минимуму. Как с Ранкунем, так и с двумя его прихлебателями: бургундцем де Пави и бретонцем Анри де Лоном.
Тем не менее он поднялся и подошёл.
– Каковы ставки? – поинтересовался спокойно, а де Мелен подвинул ему стул:
– Присаживайтесь. Ставки самые приятные.
– Ага! – захохотал де Ранкунь. – Кто проиграет, угощает ужином!
Жак молча принял карты.
Он понял намёк. Вне зависимости от исхода игры ему предлагали угостить новых сослуживцев едой и выпивкой.
Ещё одна традиция, которой не избежать…
Что ж, радует лишь то, что традиция не самая неприятная, а деньги, привезённые из дому, он ещё растратить практически не успел.
А потому юноша позволил обыграть себя и спросил с самым невозмутимым видом:
– Куда направимся, господа? Буду благодарен, если решите за меня, потому что я пока ещё скверно знаю город.
– В «Сосновую шишку»! – нагло сказал де Ранкунь, а Этьен дез Эшероль, тоже, кстати, беарнец, взглянул на него укоризненно:
– Вы перегибаете палку, сударь. «Шишка» – удовольствие не из дешёвых. Давайте не станем вот так сразу разорять нашего новичка.
– Идёмте в кабаре «Эшарп бланш», – поддержал его де Террид, служивший в кадетах уже около года, а потому успевший досконально изучить все злачные места Парижа. – Это в квартале Марэ, и там отличная выпивка.
Сказано – сделано. Молодые люди быстро собрались и час спустя уже сидели в «Белом шарфе». Сдвинули для удобства два стола, позвали трактирщика. Для начала заказали несколько бутылок бордо, бержерака, а также сладкого сотернского вина. А к ним – хлеба, сыра и совершенно устрашающих размеров индейку.
Жак
