XX в. (Экономический и социокультурный аспекты)» (2006 г.), где говорится о том, что усадьбы стали «средоточием культурной жизни, хранилищами драгоценной исторической памяти».
«Дворянская усадьба на протяжении всего времени своего существования была вместилищем культурной памяти поколений живших здесь людей; русские усадьбы… были, по сути, домашними музеями. Одновременно с возникновением в Новое время истории как научной дисциплины, в сфере усадебного культурного собирательства шел процесс исторического самопознания личности. Первоначально здесь накапливались разного рода документы, позднее создавались художественынее собрания, свидетельствовавшие об истории одной семьи. Эти коллекции не всегда были связаны с одними и теми же земельными владениями, но всегда – с историей одного дворянского рода» – пишет исследователь. – «Некоторые усадьбы уже в середине XIX столетия были музеефицированы».
«Главной статьей расхода у кн. Барятинских, Шаховских-Стрешневых, Юсуповых, гр. Шереметевых и пр., помимо бытовых трат и содержания городских резиденций, было «родовое гнездо», главное фамильное поместье. У Барятинских это – Марьино, у Шаховских-Глебовых-Стрешневых – Покровское-Стрешнево, у Юсуповых – Архангельское, у графов Шереметевых – Кусково, Останкино, Остафьево».
«С легкой руки как аристократов-латифундистов, так и менее состоятельных дворян пробуждается интерес и даже любовь к идеализируемому и потому казавшемуся таким прекрасным прошлому, особенно к его внешним атрибутам. У дворянства столь живой интерес вызывался потребностью «задержать бег истории», остановить процесс увядания и гибели сословия, и одновременно «сохранить» себя. Ухватиться за что-то, что может помочь ему, хотя бы и в собственных глазах, сохранить, а вернее, вновь обрести свое место в стремительно меняющемся мире /…/ Множество авторов, писателей, поэтов, художников, скульпторов, архитекторов, в том числе представителей титулованных и нетитулованных дворянских фамилий всероссийского, губернского и уездного масштаба усиленно эстетизируют культурно-историческое и морально-идеологическое наследие «благородного сословия».
И далее, уже конкретно о «родовом гнезде» Стрешневых: «В городах особняки строятся в псевдорусском стиле, соответствующим образом оформляются усадебные постройки. Так, княгиня Е.Ф.Шаховская-Глебова-Стрешнева перестраивает родовую усадьбу в ближнем Подмосковье, как напоминание об «исконно русском» прошлом своего рода» (на самом деле Стрешневы – семья польского происхождения). Еще её прабабка, давшая начало стрешневской ветви Глебовых, «не считала никого равным Стрешневым. «В нашем роду и царица была», любила она похвалиться… И в передней, и в зале дворца нарочито подчеркнуто обилие царских портретов, в роли как бы предков» (из этой семьи происходила вторая жена царя Михаила Федоровича Евдокия Лукьяновна; супруги стали родоначальниками династии Романовых). Усадьба досталась последней представительнице рода
