всегда походили на больших детей, играющих «во взрослых».
И потому им так весело казалось рядиться в новые платья, гримироваться по-новому и строить себе огромные дворцы, которые, в сущности, были для них теми же детскими карточными домиками.
Действительно, трудно представить себе более ребяческую затею, чем ту, что выдумали азиаты-русские, передразнивая иностранцев. Но, будучи талантливыми актерами, они не только убедили многих, что играют всерьез, но даже сами уверовали в то, что театральные подмостки – та же действительность».
Вывод, к которому приходит исследователь:
«Всюду в России: в южных губерниях, на севере и в центре – можно наблюдать тот же развал старого, развал не только денежный, но развал культурный, невнимание и нелюбовь к тому, что должно украшать жизнь. Тогда как в Европе из рода в род много столетий переходят и хранятся имения и сокровища предков, в России наперечет несколько поместий, находящихся двести лет в одной семье. И нет ни одного примера дошедшей до нас целиком сохранившейся помещичьей усадьбы XVII века. Только в Покровском княгини Шаховской-Глебовой-Стрешневой часть дворца – еще дореформенной Руси. Даже от Петра, от Анны Иоанновны, даже от Елизаветы дошли до нас жалкие остатки; нет имения, целиком сохранившегося с тех времен.
От Екатерины лучшее также погибло, и только эпоха Александра I еще ярко и жизненно глядит из усадеб дворянских гнезд. Но и тут Грузино Аракчеева – полуразвалившееся, обкраденное, запущенное, с призраком убитой Настасьи и образом «обезьяны в мундире», засекающей крестьян…
Так, быть может, ничего и не осталось от волшебных чудачеств крепостной России; быть может, не стоит и говорить о том, что у нас есть?
Нет, еще стоит. Еще можно спасти дорогие остатки старины, сохранить и уберечь от окончательной гибели красивые воспоминания, плесневеющие в грязных деревнях, в провинциальной глуши отдаленных губерний. Еще стоит подумать, прежде чем рушить дома, прежде чем продавать скупщикам картины и предметы убранства. В России еще есть старое искусство, пока целы Дубровицы, Кузьминки, Архангельское, Останкино, Кусково, Петровское, Марьино, Ольгово, Белая Колпь, Быково, Покровское-Стрешнево, Полотняный Завод, Очкино, Диканька, Суханово, Андреевское, Воронцовка, Ивановское, Братцево, Никольское-Гагарино и Никольское-Урюпино, Большие Вязёмы, Дугино, Яготин, Каченовка, Корсун, Гомель, Отрада, Белая Церковь…».
В самом деле, всё сказанное поразительно точно подходит именно к Стрешневу, как и к массе других усадеб. Не случайно уже после революции К.В.Сивков в путеводителе по залам открытой в стрешневской усадьбе экспозиции, поймав ту же мысль, писал: «знакомство с Покровским-Стрешневом и его владельцах даёт представление о быте, привычках и художественных вкусах, так сказать, массового дворянства XVIII-XIX в.в.».
Любопытно, что публикация открывалась именно фотографией мраморного Амура в Покровском-Стрешневе.
