одного из детей. Молчаливый мальчик Кевин Гройц, хотя и был сыном Господина, терялся на берегу как песчинка, и даже если он пытался с кем-то заговорить, никто не обращал на него внимания: голос у него был пискливый и почти неслышный в толпе. Он, конечно, стал «рабочим», и когда до него дошла очередь в игре, дерзкий и бесстыжий Клифф Грунт (который легко мог бы сделаться «Господином», будь он хоть капельку поумней) предложил остальным очень забавную, по его мнению, штуку. Они тут же разделили это мнение, и все набросились на тихоню Кевина со словами: «Можешь прыгнуть в ров – или не рабочий?» Кевин посмотрел в песок, помедлил, затем повернулся и вправду сиганул прямо в воду. Раздался громкий всплеск, и тихий пискливый Кевин вдруг истошно заорал. Ров был очень глубок, а плавать никто из детей, конечно же, не умел. К счастью, Кевин вовремя уцепился за какой-то выступающий камень, но вопить не перестал, и тогда уже пробудился учитель, который расторопно вытащил его на берег сильными руками.
– Не дайте Океану соблазнить себя! – гневно кричал потом учитель, выстроив перед собой напуганных детей. – Океан несет гибель! Творцы не спасут вас, если вы сами отдадите себя смертоносному Океану! Слушайте вашего учителя! Слушайте Господ! Слушайте Создателей!
Кевин, смотревшийся жалко в своем тяжелом мокром костюме, продолжал беспокойно орать, и его отправили домой (так как это приключилось в воскресенье). Дома он сам принял внушительную порцию благоразумия и терпения и вскоре смирно заснул, как пятилетний.
Вид промокшего пиджака, как ни странно, натолкнул детей на новую идею. Ни у одной из групп прежде не имелось никаких знаков отличия – все были одеты в одинаково белые костюмы с шортиками и юбками, мальчики носили одинаково короткие волосы, девочки – короткие пышные хвостики… А теперь, когда учитель отходил ко сну, «Господа» один за другим окунали свои пиджачки и жакеты в ров (осторожно, они уже всерьез побаивались воды) и после этого красовались, изрядно потемневшие, по всему берегу, стараясь не выступать из-за тени, чтобы ненароком не высохнуть. Но спустя какое-то время им надоело мочить одежду, и тогда появился такой порядок: «Господа» оставляли на себе целый костюм, «собственники» снимали белый пиджак или жакет, а «рабочие» раздевались до пояса. Это касалось даже девочек, хотя у них под сорочками все же оставались еще легкие белые камисоли, снимать которые они отказывались наотрез. Никто и не спорил, все равно их уже было нетрудно отличить от «собственниц».
С того же года ученики повторяли за учителем символические движения рук: перед тем как он произносил речь, они поднимались со скамей и так же склонялись к своим башмакам и возводили руки, а учитель наблюдал за ними, одобрительно кивая. Окончив главную речь о Заветах, он начинал говорить об острове, о его обитателях, о Празднике Америго, о небесных светилах и стихиях, и даже об Океане.
– Океан, – говорил учитель, – был однажды бескрайней далью, мертвой
