Христово. Бабушка попросила отвезти её на службу. Собор от нашего дома находился далеко, и дойти пешком туда и обратно она уже не могла.
Тётя Катя решила, что в храм её повезу я. Договорилась с каким-то мужиком, что он на санях отвезет нас в храм и привезёт домой после окончания службы. Пока бабушка молилась, я стоял рядом с нею. Она устала, но радовалась, что в такой большой праздник ей удалось побывать на службе.
В своих воспоминаниях тётя Шура пишет, что бабушке была строгая, и за каждый проступок наказывала детей. Но нас она никогда не обижала. Она знала, что заступиться за нас было некому. Ни отца, ни матери у нас не было. Отец в 1943 году на фронте пропал без вести, а мать ещё перед войной бросила нас.
Бабушка осталась в моей памяти молчаливой, незаметной, но в тоже время доброй и ласковой. Мы старались не расстраивать ее. Она никогда ни на кого не повышала голос, не кричала на нас. Постоянно возилась по хозяйству: коза, поросенок, куры, кролики. Могла с утра до вечера копаться в огороде.
Я не помню ее в каких-то платьях, нарядах. Простая кофта, юбка и неизменный фартук с большими карманами.
Козу бабушка держала под крыльцом. Молока коза давала много. Когда я сдавал в школе экзамены, бабушка рано доила козу, будила меня, и я сонный выпивал кружку парного козьего молока. Паслась коза в стаде, а вечером я встречал её с пучком свежей травы.
Когда после окончания третьего курса института я приехал на каникулы, тётя Катя сказала мне: «Ты уже почти доктор. Посмотри и послушай бабушку, что-то она стала хандрить». У меня не было ни тонометра, ни стетоскопа. Я долго расспрашивал её, ухом послушал сердце, легкие. Тоны сердца были глухие, в легких дыхание эмфизематозное, хрипов не было. Когда проверял пульс, обратил внимание на слабое наполнение и частые перебои. Сколько ей тогда было лет, я не знаю, но симптоматика говорила о выраженных возрастных изменениях. Лекарства она не признавала и никаких медикаментов никогда не принимала.
Запомнились несколько ее афоризмов. Когда я во время еды иногда обжигался горячей пищей, поскольку всегда торопился скорее закончить трапезу и бежать к друзьям на улицу, она спокойно говорила:
– Под носом ветер есть? Дуй!
Если я во время еды ронял хлеб или ложку на пол, она обязательно произносила:
– Свинья не повалявши – не съест…
Чай бабушка пила из блюдца, которое держала на весу на пяти пальцах, вприкуску с сахаром-рафинадом. В магазин сахар привозили в обычных мешках. Поэтому на всех кусках было много прилипших волокон и мусора. Он так и продавался грязный. Куски иногда были огромные и тогда я молотком дробил его в чистой тряпочке, а затем ещё и колол специальными маленькими щипчиками на кусочки и укладывал в красивую мельхиоровую сахарницу.
Наша бабушка Ирина Антоновна Косилова ушла из жизни в 1959 году. Хоронил бабушку старший брат. Я в это время служил на Дальнем Востоке.
Мы
