же я не очень понимаю, – беспокоился Боря, – как нам в общаге найти ваш посох и вообще снегурочку эту прошлогоднюю. Их же там сотни. Женщин я имею ввиду. Как её хоть зовут?
– По-моему Олеся. Рыжая такая… на полголовы.
– У-у, рыжая, – отмахнулся Муров. – Раз пять, поди, уже перекрасилась.
– Не-ет, – покачал головой Дед Мороз, – эта пусть хоть десять раз красится, всё равно будет заметно. Она рыжая от природы, я так думаю, глаза бирюзовые, почти голубые и конопушки… Ну и кожа, словно молоко.
К общежитию подъехали как раз к тому времени, когда ночные тени потихоньку выползали из углов и подвалов, в которых прятались днём. Небо ещё светлело, но если чуть опустить взгляд, по розовой дымке над горизонтом становилось ясно, что ночь уже близко. Девятиэтажное здание, в котором проживали будущие служительницы муз и снегурочки-подёнщицы, весело светилось рядами окон. Конечно, весело, Боря готов был в этом поклясться, потому, что то в одном месте, то в другом угадывалось присутствие молодых и симпатичных женщин: какая-то показалась на фоне окна, где-то оформление оконного проёма говорило о заботливом присутствии девичьих рук – много примет. И все они о том, от чего у нормальных парней кровь начинала кипеть и бежать быстрее.
– Пришли, – констатировал Димыч, хотя и без этого пояснения факт являлся очевидным. – Давай, пошёл, а я постою за углом вон там, напротив.
Литератор изобразил всем своим видом нежелание идти одному.
– Да нельзя мне светиться, – ещё раз напомнил волшебник замявшемуся Мурову. – Кто знает, чего я в прошлый заход натворил? Ну, мы же договорились.
– Что, прямо вот так и идти?
– А ты хотел как, через трубу?
– Так ведь говорят, что вы на Новый год таким образом, – Боря рукой показал, как сверху в трубу проникают.
– Сказки, слушай меньше. Хотя бывало, что отрицать. Но способ, вообще-то, не очень удобный. И потом сам соображай, у тебя всё равно не получится, ты ведь не я. Короче, топай через дверь.
Проникнуть в женское общежитие вечером совсем не так просто, как могло бы показаться. С давних пор так повелось, что администрация мест скученного проживания молодых женщин и девушек отслеживала время посещения, причём настолько строго, как будто старалась защитить невинность своей собственной дочери, у которой в восемнадцать лет начался гормональный взрыв по поводу безвозвратно и стремительно уходящей молодости. Для того и соблюдается, видимо, традиция содержать у входа охранника (чаще всё же тоже женского пола).
Однако Борису повезло: обучающихся парней в институте культуры хватало, так что и в общежитии их проживало не мало, поэтому прошёл он абсолютно свободно, почти не привлекая внимания вахтёрши, на секунду отвернувшуюся в нужный момент (совпало так), и успевшей увидеть только его спину. Хотела было бдительная женщина его окликнуть, но… не стала заморачиваться, мало ли здесь шастают туда-сюда. А этот: не буянит, водкой не пахнет, идёт ровно, чего шуметь – передумала.
Пройти-то Борис прошёл, но дальше-то что?
