означала красную икру. Бабушка тяжело вздыхала и доставала из кармана передника заранее заготовленную десятку.
Дядя Миша педантично складывал купюру в бумажник, принюхивался и говорил:
– Лидок, а поехали в Америку, откроем с тобой ресторан на Брайтоне. Ты будешь готовить гефелте-фиш, а я – продавать.
Все дружно смеялись. Но как говорится, в каждой шутке есть доля шутки.
Праздничный обед всегда начинался с тоста дяди Миши.
– Мазлтов, Лидусик, твое здоровье! – Торжественно произносил он и опрокидывал рюмаху коньячку.
Мой полусельский папа был крайне далек от русско-еврейской дружбы. Словечки на идише его сначала коробили. Потом он привык и даже сам стал иногда их употреблять. Но в глубине души он таил неприязнь к евреям. Когда развалится Советский Союз и начнется эпоха вседозволенности, этот негатив выползет из него наружу.
За столом все ждали, собственно, двух вещей: гефелте-фиш и анекдотов про Брежнева в исполнении дяди Миши. Бабуля охлаждала еврейский деликатес перед подачей и всегда выносила его после третьей рюмки, чтобы продлить томительное ожидание публики.
– Дядя Миша причмокивал от удовольствия и говорил:
– Муся, ты меня, конечно, извини, но твоя рыба "Фиш" – это дрек мит фефер (говно с перцем), а Лидусик готовит ее лучше, чем моя покойная мама.
Я внимательно слушала о чем говорят взрослые. И сидела тихо, ибо меня держали за общим столом ровно до того момента, как я начинала задавать вопросы. За цензурой неусыпно следила бабушка и лишь изредка, между сменой блюд, мне удавалось подслушать начало какого-то недетского анекдота.
Раскрасневшийся от армянского коньяка, дядя Миша Рондель терял бдительность и начинал рассказывать:
– Рабиновича вызвали в КГБ. Ему говорят: "У вас брат в Израиле". "Так я с ним уже двадцать лет не виделся и не переписываюсь"…
В этот момент бабушка закрывала мне уши и уводила в комнату поиграть.
– Бабушка, а что такое КГБ? А что такое Израиль? – Спрашивала я на ходу.
Бабушка всегда молчала.
В 1998 году мы поехали с мамой навестить могилки бабушки и дедушки. Я вглядывалась в надписи на серых памятниках и пыталась себе представить судьбы почивших в Бозе людей. Вот светлоголовый Сашенька, которому было отмеряно три годика. А вот памятник БрухеБоруховнеСмертенко, которая прожила, как смогла, семьдесят лет и два года. За углом могилки тети Муси и дяди Миши Ронделей.
У мамы корзинка с рассадой из огоньков и лопатка.
– Знаешь, Ната, бабушка и дедушка лежат рядом с соседями по Владимирской, – сказала она.
"И здесь коммунальная квартира", – подумала я.
Глава пятая
В 1981 году мама решилась на второго ребенка. Что послужило мотивом в этом выборе, я так и не поняла, даже когда стала взрослой. Первые тяжелые роды, кесарево сечение, тесная квартира с родителями,
