как мне победить возмущающуюся совесть, а о том, как бы побыстрее мне раздвинуть эти длинные и загорелые ноги. Но это ночью, а днём я дарил ей цветы и смаковал на языке её имя. Похоть, родившаяся в самом начале, переродилась в нежные чувства, и я перестал быть собой.
На троне никого. Я обошёл его у увидел её.
Прибитую гвоздями к толстому сухому льду. Она в своём голубом платье. Но больше ничего. Набухшие соски просвечивали через тонкую ткань, а кровь эту ткань ни во что не ставила и ручьями текла вниз. Её мокрые волосы висели почти до земли. Она была буквально распята. Я попытался её снять, как получил невидимый удар и отлетел на несколько метров, ударившись затылком о закопанный в песок валун. Я поднял жужжащую изнутри голову и увидел, как за сосульками свисающими волосами светятся два глаза. А затем и безумная улыбка обнажилась, чтобы начать сводить меня с ума. Она медленно начала по очереди отрывать конечности от ледяного трона. Гвозди, удерживающие руки и ноги, оставались на месте. Куски гнилого мяса цеплялись за металл и тянулись, как спагетти. Она полностью оторвалась и упала на колени, головой почти закопавшись в дно. На троне осталась вся кожа её спины. Сквозь вырез на спине я увидел её оголённый позвоночник.
Она медленно встала и заковыляла ко мне.
«Это ты виноват! Посмотри, что он со мной сделал!»
Этот голос шёл не из её рта – он витал вокруг моей головы и был громче рупора, подставленного в упор к моему уху. Она запнулась, и её колено вывернулось под неестественным углом. Алиса привстала, тяжело дыша, и побежала ко мне как животное, раненное в одну из четырёх лап. Она подкидывала руками песок в воздух и изогнулась как кошка, подбегая ко мне. Я пнул её в лоб, когда они приблизилась к моим ногам. На мою рубаху брызнула коричневая кровь. Она отскочила, воя как подстреленный пёс. Она поднялась вновь. Половина её лица, будто пластилиновая, сместилась к ушам, а глаз выпал, болтаясь на тоненьких ниточках в районе скулы.
Она прыгнула на меня, как хищная кошка, вцепившись чёрными когтями мне в рубаху в районе груди. Её кожа была морщинистой и пахла сыростью. Её целый глаз был мутным, как молоко. Зубы были чёрными и крошились прямо у меня на глазах.
«Ты виноват! Из-за тебя он меня проклял!»
Она кричала, переходя периодически на визг. Изо рта воняло тухлой рыбой. Губы, что я когда-то страстно целовал, превратились в тёмные шкуры от банана и набухли, словно огромный прыщ, готовый взорваться ведром гноя.
Я оттолкнул Алису, точнее, то, что от неё осталось, ногами, упёршись ей в живот, и она отлетела от меня, но упав не на песок, а в какую-то яму. Я услышал эхо её голоса, пропадающего в глубине. Я вскочил на ноги, и увидел свежевскопанную могилу с идеально ровными краями, хоть и находилась та в песке. С неба со свистом упало каменное надгробие и засыпало яму, оставив небольшой кратер. Крик Алисы пропал. На надгробии появилась
