Я попробовал снова открыть глаза – на этот раз удалось. Картинка появилась не сразу. Сначала была вспышка, потом появились предметы. Я в больничной палате. Всё свежее. Всё белое. Откуда-то слева, видимо, из окна, до меня доходит шелест опавших осенних листьев и запах приближающихся холодов. Прямо передо мной на голой стене висит картина с фиолетовыми цветами, а под вазой с ними лежит банан и с ним на маленьком блюдце огромный оранжевый апельсин. Мне на секунду показалось, что я чувствую его немного едкий цитрусовый запах. Я повернул голову направо. Шея хрустела, но мышцы были безумно рады любому движению. Кровь наконец-то забегала по мышцам, не боясь превратиться в густой кисель. Чуть снизу, у подушки, стоит тумбочка, а на ней настоящие апельсины. Там ещё стояла коробка конфет. Открытая и наполовину опустошённая. Золотистые фантики ещё лежали у коробки. Недалеко от тумбочки полуоткрытое окно впускало яркий солнечный свет. Снаружи пахло сыростью и мокрой корой деревьев. Этот запах украдкой пробивался сквозь тонкую щель окна.
Я повернул голову налево. Там всё это время стояла девушка в белом халате, спускающемся примерно до уровня коленей немного тощих ног. Такая неподвижная, что её можно принять за статую. Прядь волнистых каштановых волос падал прямо на абсолютно круглые глаза, уставленные ровно на меня. Она выронила на пол шариковую ручку, когда я только повернулся к ней. В руках её была красная планшетка с торчащими листами бумаги. Всё это она плотно прижимала к груди, которая, казалось, не содрогалась при дыхании.
Я сказал ей «Привет», и она тут же выбежала за дверь, за которой я видел проходящих мимо людей в белом и обычном. Спасибо, что хоть не с визгом. Я чувствовал себя отвратно, и не хотелось бы думать, что ещё и выгляжу так же, хотя нутром я понимал, что так и есть. Я положил голову ровно на подушку. Она точно приняла форму моей головы, как гипсовый слепок. На потолке была плоская лампа, пока не горевшая ввиду самого разгара дня.
Вбежал, судя по всему, мой доктор. Его рыжие бакенбарды и длинный нос, кажется, вбежали куда быстрее него. Размер глаз он точно перенял от медсестры, что сейчас пряталась за его спиной.
Доктор склонился надо мной. От него пахло кофе и средством после бриться. На его левой щеке красовался подсохший порез от бритвы. В его мешки под глазами я мог бы что-нибудь спрятать, если бы мне не мешали его очки с тонкой оправой, но с огромными круглыми линзами. Он достал фонарик и посветил мне прямо в глаза. По его реакции я понял, что они повели себя так, как должны, но я всё равно моментально сомкнул веки от резкого света. Доктор повернулся к медсестре, от чего его лысая макушка пустила по стене солнечного зайчика. В голове свистел назойливый писк, поэтому я не смог разобрать слов, что сказал доктор девушке. Он лишь кивнула и что-то записала дрожащими тонкими руками на листах, прикреплённых к планшетке. Уже новой ручкой. Уверен, если бы я смог посмотреть вниз, то увидел бы прошлую ручку. Странно, что об неё никто не запнулся.
Доктор
