несмотря на возраст и переметы, все двадцать метров, Римма вскочила в сарай. Главное, спрятаться от ветра. Мороз сам по себе ее не страшил. Но ветер… Ох, ветер.
– Обалдеть! – выдохнула она, еще ничего толком не разглядев со света.
Ей никто не ответил, и она, щурясь сквозь очки, быстро изучила ситуацию.
Ситуация была скорбная.
На куче соли, похожей на замерзшую слоновью тушу, высился Михалыч и бил ее сверху ломом, как тараном.
При обычном морозе такими ударами он откалывал бы по трети ведра за раз. Сейчас же, высекая острое, злое крошево, едва отбивал кусочки в мелкий гравий величиной. И сколько нужно таких кусочков на шесть ведер?
День будешь долбить.
В уголке, подальше от опасного лома, которым размахивал Михалыч, примостился Костик с киркой в руках. Он тихонько тюкал острым клювом перед собой, больше заботясь о том, чтобы не покалечиться, нежели о том, чтобы нарубить побольше соли. Добывал он, понятно, смехотворную чепуху и ждал только Валеру, чтобы сменить его и укрыться в теплой дежурке.
Но Валеры не было.
Не было!
Разговаривая наверху по телефону и одеваясь, Римма неосознанно, но обдуманно тянула время. Готовила себе подарок: прийти и увидеть Валеру. И потому давала ему время опередить себя, доставить ей маленькую, но такую необходимую сейчас радость.
Когда внизу проверяла фильтр, хотела заглянуть в дежурку. Убедиться, что Валеры там нет. Но не стала. Из простой осторожности. Боялась, что, увидев его, не сдержится, вскочит и наговорит грубостей. А ругаться не хотелось. Опять же, верила ему. Сказал, что придет, значит, должен прийти. То, что он ничего не сказал, а лишь невнятно мотнул головой, она в расчет не брала. Дал же понять, что придет. Достаточно.
Оказалось, не достаточно. Не пришел.
«Нет его, – с мгновенным приливом бешенства, и почему-то душевной слабости подумала Римма, – бросил меня тут…»
В порыве злости ей хотелось немедленно побежать обратно и всыпать ему там от души – давно накопилось. И за пьянки его, и вообще: от рук стал отбиваться.
Но сдержала себя. Знала, Михалыч наблюдает за ней в три глаза. Отлично понимая ее состояние, он как раз и ждет, что она будет делать. Надо же будет рассказать потом своим! А рассказать он любил, ох, как любил! Хлебом не корми, дай языком потрепать.
И Костик, сопля эта, косится. Ждет, как поступит Римма, женщина грозная, которую он, вообще-то, побаивался. Тем более рад будет ее посрамлению!
И Римма поступила мудро.
– Ну и мороз! – шумно, с радостным изумлением, закричала она. – Думала, не добегу. Замерзну по дороге.
– Жмет! – откликнулся Михалыч.
Хакнув, он выпрямился и с силой опустил лом. Но лом, жалобно звякнув и скользнув по краю скола, ничего не отбил и сильно дернул Михалыча за собой. Ругнувшись и едва удержав равновесие, тот снова поднял лом и снова ударил. Но за Риммой следить не переставал. Еще бы!
– Давно
