этот заморыш.
Заморыш, а вот живет же с девицей. И девица такая ничего, Римма видела, даже симпатичная. Мелкая, правда, но все при ней. Когда надо будет, родит как миленькая. А Костик жадный, на лишнее не потратится. Этот своего добьется. Вот и говори потом – заморыш.
Опять же Петя. Тоже не богатырь. А дом полная чаша, жене – счастье. Так что неизвестно, что важнее. Сила или… или что другое.
Вон, Валера как два Пети. И что? Только и умеет, что пить да телевизор смотреть. Столько мог бы работы провернуть, силы же – немерено. А сидит в котельной сидьмя, не стронуть его. Хотя, конечно, хорошо, что сидит. Он как-то пробовал ерепениться, мужики с собой в Москву тянули, там бы он заработал. Но сама же Римма и отговорила. Мол, тут бросишь, а назад не возьмут, будешь потом мыкаться. А сама в ужасе была: хоть бы не уехал! Не уехал, она уломала. Потом, когда ссорились, он тоже грозился, уйду, мол, брошу котельную (и тебя заодно). Но Римма уже не боялась, знала: никуда он от нее не уйдет. Время привязало его крепко, не вырваться. Да он и сам не хотел.
Мужики – они как коты. Прикорми, приласкай, и все, будет ходить кругами, в глаза смотреть. Может, конечно, нагадить мелко, на это они мастера. Но только мелко. Его за холку потрепи, потом погладь, дай вкусненького – и все, он опять мурлычет, о ноги трется. Слабая порода. Но все-таки нужная.
А Валера – он нужный. Он на вид только страшный. Кто не знает, пугается. Еще бы, такой громила. В десанте, где служил, первым в строю стоял. Когда генералы в часть приезжали, его всегда в штаб дневальным ставили для вида. Краса и гордость. До сих пор этим хвастает, сто раз спьяна рассказывал, отчего Римма и запомнила: часть, дневальный, штаб… Да, здоров был парень. И красив. Был. Сейчас огрузнел, подбородок полшеи захватил, глаза заплыли. Но вид имеет. За собой следит, этого у него не отнять. Обнову купит, джинсы там, рубашку, из обуви что. Не запускает себя. Еще бы, знает, что красавец. На него охотниц нашлось бы – только помани.
Но он не манил. Он Римме вроде как верен. Хотя ни о чем таком они не договаривались. Не муж и не жена. Подумать – чужие люди. Но он был ей верен, Римма знала. Таскался к друзьям, к родственникам – пить. Но там ни с кем ничего такого не заводил. Она бы узнала, если что, тут бы он ее не провел. Но он всегда к ней тянулся. Сильно тянулся, уже сколько лет.
И тяга его не ослабевала.
Вспомнив вдруг обморочно тяжелое тело Валеры, его густой, теплый запах, Римма затуманилась не вовремя и в этом сладком тумане выплыла из лаборантской.
От настила второго этажа обрывом тянулось вниз громадное чрево котельной – как полтора школьных спортзала. Три котла, каждый величиной с паровоз, стояли друг за другом, скрывая дальнюю дверь. Ближе к Римме сбились в кучу ее фильтры, – шесть синих двухметровых цилиндра, поставленных стоймя, – словно гигантские колпачки от ручки. За ними виднелась круглая, вся в мокрой, золотистой ржавчине, бочка соленаполнителя, в который и требовалось засыпать соль.
Дело плевое в обычное время, тем более что и соль лежала рядом, ее регулярно завозили бульдозером из сарая. Но сейчас ее всю выбрали, а в сарае, на улице,
