же. Тогда мы займемся этим с утра, первым же делом. Я поговорю с твоим центурионом.
Он начал отворачиваться, от чего Крисп уже успокоенно переступил с ноги на ногу. Одним быстрым, как вихрь, взмахом Макрон выхлестнул руку вбок и жезлом хряснул легионера по черепу. Крисп грянулся оземь, выронив при этом нож. Макрон встал сверху с поднятой рукой, но бездыханное тело внизу не шевелилось. Макрон с удовлетворенным кивком опустил жезл.
– Вы четверо, – жестом указал он на людей из Второй Иллирийской. – Соскребите этот кусок дерьма и отнесите к нам в караульную. Пусть потомится там, пока я улаживаю вопрос с его командиром.
– А ну, постой!
Выступив из толпы, на Макрона надвинулся некто дородный – выше на голову и соответственно шире в плечах; рыжеватый свет фонаря подчеркивал жесткость его черт. – Я забираю этого человека в расположение Десятого легиона. Мы там сами со всем разберемся.
Макрон, не тушуясь, оглядел нежданного миротворца.
– Я уже отдал приказ. Этот человек состоит под моим арестом.
– Нет, он отправится со мной.
– А ты кто, позволь поинтересоваться? – сдержанно улыбнулся Макрон.
– Центурион из Десятого легиона, который говорит тебе, как все будет, – ответил тот с язвительной ухмылкой. – Заметь, не вшивый центурионишка вспомогательной когорты. А теперь хорошо бы, чтобы твои вспомогатели потеснились и…
– Подумать только, как тесен мир, – мечтательно вздохнул Макрон. – Так ведь и я, надо сказать, не центурионишка вспомогательной когорты. Я, чтобы ты знал, префект Второй Иллирийской. А жезл при мне – так, воспоминание старых дней. Когда я еще дослуживал центурионом Второго легиона.
Какое-то время второй офицер оторопело оглядывал Макрона, вслед за чем вытянулся в салюте.
– Вот так-то лучше, – кивнул Макрон. – А ты кто будешь, язви тебя?
– Центурион Порций Цимбер, господин префект! Вторая центурия третьей когорты!
– Ну вот что, Цимбер. Этот человек пока отдохнет у меня. Найди своего легата и объясни ему, что произошло. Пусть его подчиненный себя не распускает, так вот пырять ножом одного из моих.
Макрона отвлек тягостный стон с земли, где пострадавший от ножа, отчаянно дернувшись, оторвал с себя руку Катона. Снова вольно брызнула кровь.
– Где доска? Я же просил! – раздраженно крикнул Катон, снова зажимая рану и склоняясь над Менатом: – А ты лежи!
– Холодно мне, – горячечно поводя глазами, сказал Менат, действительно трясясь. – Знобит всего… И больно, пес его дери, ох больно…
– Крепись, – твердо сказал ему Катон. – Рану будем врачевать. Ты поправишься.
Небольшая толпа солдат с вкраплением вездесущих горожан стояла и молча глазела на страдания Мената и на то, как он прерывисто, с сипом дышит. Вот его затрясло, затем тело пошло судорогами, он весь мучительно напрягся и наконец с долгим, словно прощальным, выдохом затих. Катон прильнул ухом к его окровавленной груди и чуть погодя отстранился, отведя от ножевого ранения руку.
– Всё.
