когда легионеры отдалятся на безопасное расстояние, Катон подобрался к Макрону и тихо заговорил:
– Пахнет скверно. Не хватало еще, чтобы когорта выходила в поход с зубом на легион, а он – на нас.
– Да, правильно все, – мрачно согласился Макрон. – И Криспу со смертью нашего человека тоже жизни не будет.
– А что его ждет?
– За то, что зарезал своего? – Макрон лишь досадливо махнул рукой. – Приговорят к смерти, тут и к гадалке не ходи. Причем не думаю, что казнь Криспа положит всему этому конец.
– Вот как?
– Сам знаешь, каково оно, когда враждуют меж собой солдаты. Тут и в одном-то подразделении хлопот не оберешься. А уж если пойдет раздор между Десятым и Второй Иллирийской, тут уж… Помяни мое слово. – Макрон тяжело вздохнул. – Ладно. Мне сейчас писать донесение, чтоб его, проконсулу, и завтра с утра первым делом к нему. Так что я пошел. А ты еще чуток повремени и уж тогда веди наших ребят.
– Слушаюсь.
– Ну давай, Катон. До встречи.
Проводив взглядом Макрона, Катон посмотрел на тело, лежащее возле ног. Кампания еще и не начиналась, а армия уже потеряла двоих. Хуже того: если прав Макрон, одна лишь пьяная ссора может отравленной занозой засесть в сердцах людей. И это тогда, когда весь ум, вся рассудительность должны быть направлены на поражение парфян, а не на собственные распри.
Глава 3
Тело кавалериста было помещено на похоронные носилки, которые товарищи перед рассветом отнесли к погребальному костру. Костер был сооружен невдалеке от лагерных ворот. В почетный караул умершего солдата стала его центурия, а вообще проститься пришла почти вся когорта. От Макрона не укрылся мрачный, мстительный настрой людей, когда он произносил по Менату краткую надгробную речь и подносил к костру факел. Люди угрюмо смотрели, как языки пламени жадно лижут промасленное дерево и с треском вспыхивают, посылая в яркое небо кружащееся взвихрение дыма и искр. Затем, когда костер прогорел и стал осыпаться, Макрон кивком указал Катону подавать приказ возвращаться в лагерь. По команде центуриона солдаты развернулись и молчаливым маршем двинулись обратно.
– Настроение, я бы сказал, не из лучших, – определил общую атмосферу Катон.
– Верно. Тебе лучше их чем-нибудь загрузить. Пусть занимаются, пока я у Лонгина.
– А чем?
– Да откуда я знаю, – сказал неохотно Макрон. – Ты же у нас умник. Тебе и решать.
Катон удивленно покосился, но ничего не сказал. Он знал, что Макрон всю ночь провел за составлением донесения, да еще за подготовкой похорон. Плюс вчерашние возлияния, а от этого бодрости духа не прибавляется. Поэтому Катон ограничился кивком.
– Отработка боевых приемов. На тренировочном оружии. От этого пыл из них повыйдет.
Несколько часов махания деревянными мечами удвоенного веса и щитами из ивовых прутьев – от этого выдохнется и сильнейший. По лицу Макрона едва заметно скользнула улыбка:
– Вот и действуй.
Катон отсалютовал
