хочешь быть красивым,
Но это «ты» – уже не ты:
Намёк, подсказка, символ.
О чём летишь ты в дождь и дрожь,
О чём блестишь опалом?..
А ночь придёт – о чём вздохнёшь?
Кому, мой маленький, махнёшь
Ладошкой шестипалой?
Жечь
Неугасимо,
невыносимо
жжёт.
Кто говорит, что правда красива, –
лжёт.
Там, за нарядным
занавесом словес –
Дышащий мёдом, тронутый ядом
лес.
О, красота, как зла ты
и как горька!
Жидкое злато
на кончике языка,
Бунт иноверца,
древней змеи укус,
Цепко держащий сердце
терновый куст.
Хочешь ходить? Почувствуй,
что каждый шаг –
Это искусный
танец меж шпилей, шпаг.
Даже цветы
источают росу и желчь…
– Жить – это больно?
– Будет немножко жечь.
Как в первой половине жизни нужно
Тянуться ввысь за книгою запретной –
Запрятанной, а потому заветной,
Или ещё – за самой верхней веткой –
Или ещё – с любовью безответной
К любимому,
Так нужно во второй
Над кем-нибудь или чем-нибудь склониться:
Станком токарным, чистою страницей,
Над колыбелью (знать бы, что им снится) -
Весь первый год – попытка снова слиться
И просьба заповедная: «Укрой!»
Растут, растут деревья, чтобы после,
Как светлый дар, принять июньский постриг.
Раскинув ветви, жить сознаньем пользы,
Чтоб мир нашли – кому летать и ползать:
Кто в шуме крон, кто – в сморщенной коре.
А что потом? Нежнее стать и ниже,
Смотреть, как солнце дни на нитку нижет:
Вот первый жёлтый лист, а вот и рыжий…
Отдать их все? Смириться?..
Погоди же.
Поговорим об этом в ноябре.
Когда ничего не останется, кроме
Странички в альбоме,
таблички на доме,
Поймёшь, человечий удел одинаков:
«А в этом углу сапоги Пастернака».
Не слёзы, не взлёт бузины над карнизом,
Не боль, на которую воздух нанизан,
Не слово – как зарево, зревшее долго,
Не образ, не голос,
не возглас над Волгой,
А строчки, которые чьей-нибудь дочке
Дадут прочитать на десятом годочке,
Как редкий пример стихотворного текста,
В котором
