если есть ещё беседы,
То только, может, – ветки с ветром,
Где у ракит макушки седы
Потусторонним странным светом, –
И там встаёт у переправы,
Над плёсом затхлым и угрюмым…
И слёзы яблоками в травы
Срываются с тяжёлым шумом.
Марфы
Слава тем, кого поэты
Никогда не воспоют,
Но при этом,
Кем одеты
И обуты,
И согреты,
Чьи едят они котлеты,
Чьи чаи ночами пьют.
Слава полным пены ванным,
Белым безднам чистоты,
Слава запахам лаванды,
Платьям, скрученным в жгуты,
Вереницам, караванам
Накрахмаленной, не рваной,
Ношенной ещё Иваном,
Полотняной красоты.
Слава пару над плитою,
Скрипу банок летним днём.
Словно солнцем налитое,
В них – варенье золотое
Или что-нибудь простое:
Огурцы, грибы… «Не стоит,
Много думать о земном, –
Скажут мудрые поэты,
Взор вздымая к облакам, –
В мире радость, в мире лето,
В сердце рай, а тут – вот это!
Кстати, съел бы. Больше нету?
Вкусно, кстати. Кстати, ам!»
Их не сравнивают с музой,
(Музы в кухне не живут),
Дескать, лоб их слишком узок
Для гонимых небом музык.
Век прекрасных андалузок
Мал, как срок земных союзов…
Слава тем, кого обузой
Через годы назовут.
Тем, чьи руки, словно арфы,
Держат спицы и клубки,
Всем землянам вяжут шарфы,
Шапки, варежки, носки, –
…Слава вам, святые Марфы,
Меркнущие огоньки…
Человек
Листья падают, дождь ли, снег, –
После странствий своих недальних
На земле лежит человек –
Тих, как шёпот в исповедальне.
И покуда его душа,
Рея рядышком, воздух морщит,
Мухи ползают не спеша
По спине и штанам намокшим.
Неприкаян и невесом,
Он ладонь подложил под щёку
И таинственный смотрит сон
Так, как дети глядят сквозь щёлку.
Словно в бурю хочет поймать
Письма моря из всех бутылок.
А ведь тоже когда-то мать
Целовала его в затылок,
Ненаглядным звала сверчком,
Шила крошечные одёжки;
Пахли мёдом и молоком
Щёчки, пяточки, лоб, ладошки.
Листья,
