мужик, в форме.
– Так, призывники, – говорит он. – Сюсюкать не буду, я вам не мамка. Выполняйте команды сержанта, и всё будет хорошо. Ослушавшийся получит пиз… будет наказан. Выходим.
Парни, завешанные сумками, вываливаются на асфальт, я – в их числе.
– В две шеренги становись! – орёт молодой солдатик. Видимо, сержант.
Встаём, как получается.
– На ле… – Солдатик застывает, выпучив глаза, выдыхает: – Во!
Поворачиваемся.
– Шаго-о… – Казалось, солдатик лопнет от натуги. – Арш!
Идём, не чеканя шаг.
Третий день в распределителе. Покупатели из танковых, ракетных и связи, набив вагоны товаром, уже отчалили. Я, Серик и Зубов всё продолжаем пылиться на шконках.
– Димон! – зовёт Зубов, подкидывая и ловя яблоко. – А у тебя девушка есть?
– Ну, есть, – отвечаю уже зная, что тот задумал что-то колкое.
– Ждать будет?
– Будет.
– Дождётся?
Приподнявшись на локте, смотрю на него и отвечаю:
– Дождётся.
Встретив мой взгляд, Зубов хмыкает, показав зубы. Шутку, которая вертелась на языке, говорить передумывает, а выдаёт:
– У меня дочка родилась неделю назад.
– Поздравляю, – говорю, растерявшись.
– Ага, – Зубов откусывает бок яблока, жуёт и, сморщившись, выплёвывает в ладонь. – Фу, чё за…
– Кифлятина, – доносится голос Серого с нижней шконки. – Вкуфно.
В казарму заходит какой-то усатый офицер.
Мы, на миг замерев, соскакиваем на пол и встаём солдатами. Уже начинаем познавать армейскую феню.
– На выход, – говорит усач.
– Да это же охрененная часть! – убеждает Зубов. – У меня троюродный брат бывшего сокурсника там служил! Поря-ядок!
– И с домом рядом, – вторит ему Серый. – Тебе, Зуб, норм. С семьёй видеться будешь.
– Не рядом, – говорю. – Пятьсот километров. И Же-Де-Ве…
– Ну, не дальний Восток! – Зубов перегибается через стол и пристально смотрит на меня. – А чем тебе Жы-Ды-Вы не услужило? У меня прадед там служил, немцев шпалами херачил!.. Да фиг с тобой, торчи тут, жди ведевешников, а я поехал. Серый?
– Тоже. Кутак, куда ты без меня. – Серик многозначительно кивает, прикрыв глаза.
Я смотрю на них и вспоминаю экскурсию в часть железнодорожных войск. Тогда мне было лет пятнадцать, сидел в казарме в окружении товарищей по кадетскому классу и слушал нравоучения дурачка-солдатика, картаво-гундосо, с вдохновением и придыханием говорившем о первом прожитом в армии месяце. Козявка на его носу гипнотизировала.
– Вы идиоты, – говорю, смотрю на наших покупателей, сидящих за три стола от нас, и вспоминаю слова здешнего прапорщика – того самого усача, тоже, кстати, жедевешника: потом приедут ещё хуже. А куда хуже? – Ай, да чёрт с вами!
Спустя
